Аким Евсеич замахал руками:
– Чур вас, чур! Что вы такое говорите? Может, где о косяк ударилась?
– Тогда ей надо было только и делать, что ходить и о косяки биться. А уж укусы…
– Но Кузьма Федотыч… упокоился… – развёл руки в стороны писарь.
– Вот и я говорю… – согласился с ним врач.
И оба, переглянувшись, замолчали.
– Я, право, в растерянности. Не знаю, что и думать? – почему-то шёпотом спросил писарь.
– Мне как человеку просвещенному… м-м-м… сама мысль, что Кузьма Федотыч из гроба восстал, – претит! Но… есть очевидцы – слуги. И следы на теле вашей дочери… М… да, – в раздумье врач потёр себе лоб, склонил голову набок, разглядывая принесённый слугой поднос с вином и закуской.
Выпив по бокалу подогретого красного бордо и закусив нарезанной холодной телятиной, Аким Евсеич и доктор почувствовали непреодолимую тягу ко сну. Аким Евсеич решил остаться ночевать в доме зятя, а доктор направился домой. Проводив доктора, Аким Евсеич задержался в прихожей перед зеркалом:
– Да, с этим надо что-то делать… – оглядев на себе поношенный костюм, купленный ещё в те времена, когда служил писарем, Аким Евсеич невольно сравнил его со щегольской одеждой доктора.
– Может, в церкви заупокойную службу заказать?
Аким Евсеич оглянулся – чуть сбоку стоял истопник, который помогал доктору одеться да потом закрывал за ним дверь. На швейцара Кузьма Федотыч скупился.
– Иди-ка ты, дружок, спать. Я тут сам разберусь, что мне заказывать, – посмотрел на себя в зеркало ещё раз и решил: – А вот завтра и займусь. Нечего своим видом дочь компрометировать. А Натали, я думаю, теперь уж никто кусать и щипать не будет, – вспомнил ночной рассказ Настеньки, прибегавшей в его дом ещё когда Кузьма Федотыч жив был. Спал эту ночь Аким Евсеич на диване в кабинете зятя.
Преображение умного мужчины
Глава 3
Раньше Акиму Евсеичу не приходилось столь часто общаться то с доктором, то с надзирательшей, да и с некоторыми другими состоятельными горожанами тоже. И он перестал замечать, что ткань его сюртука давно выношена, отчего сюртук местами вытянулся, потерял форму, и оттого сам он в такой одежде никакого вида не имеет. Да и средства прежде остерегался тратить на новый гардероб, берёг про чёрный день. Аким Евсеич попытался привести свой внешний вид в приличное состояние, но даже самая тщательная чистка ничего не изменила. Опять же стрижка и бритьё требовали рук хорошего цирюльника.
«Однако я не толст, не сутул, не лыс, роста не маленького, хоть и не высок, конечно. Бумаги читаю без монокля. Некоторые в мои годы только женятся. А те деньги, что держал про чёрный день, теперь могу