– Ох, ясная панна, что поистине было ужасно, так это то, что мы видели на Волге. Хлопы по всему Поволжью, от Казани до Нижнего и ниже Казани, прослышав, что царь идет на Москву против панов, сами стали убивать и вешать своих господ, и почти в каждом селе строились плоты, а на них ставились виселицы, и на эти виселицы вешались паны или жестокие носсесоры, и пускались эти плоты по Волге. Плывут эти плоты, а хищные птицы, вороны, ястребы, шульпики стаями вьются над плотами, каркают, клекочут, дерутся из-за трупов… Волосы становились дыбом, на что я не трус…
– Ну и чем же кончилось все? – спросила Елена, потрясенная до глубины души.
– Разбили нас ниже Царицына, ясная панна… Мы с горстью верных бежали за Волгу, в степи, потом нас доконали: царя выдали изменой, посадили в клетку, как зверя, а я – до лясу, ясная панна, да на Украину, где я учил вас на Арапе ездить.
– А что Арап? Жив?
– Жив, ясная панна, теперь на конюшнях князя-епископа.
– А наш замок на Украине?
– Целехонек, ждет ясную панну.
– И аисты все так же водятся на хатах наших хлопов?
– Все по-старому, ясная панна.
– И украинские девушки все так же поют свои милые «веснянки»?
– О! Ясная панна и «веснянки» помнит!
– Еще бы! Ах, золотое детство! Милая, певучая Украина!
И Елена тихо запела:
Ой, весна, весна да весняночка.
Де твоя дочка да паняночка?..
– О, ясная панна и голос украинских хлопок помнит. – осклабился Остап. – А помните, ясная панна, какую «весняночку» вы, бывало, изволили напевать, когда я седлал вам Арапа?
– Забыла, добрый Остап, забыла.
– А эту.
Ой пид вербою, пид пожилою.
Там стоять кони да посидлани,
И посидлани и понуздани,
Тилько систы да поихахы…
В это время зазвонили к ужину, и Елена отпустила Остапа, сказав:
– Еще увидимся.
Глава седьмая. Маленький сатирик в юбочке
Наконец, после ризницы героиня наша переведена была на «послушание» в монастырское депо.
«Я сильно плакала, – говорила она, – когда меня поместили туда, потому что все монахини там были старые ворчуньи, исключая госпожу Консепсион, которая происходила из дома де Мэйбуа: она держала себя с достоинством. Видно было, что дама хорошего происхождения. Она обладала огромным знакомством со всем, что касалось аббатства, и было приятно слышать, когда она рассказывала старые анекдоты, касавшиеся монастыря. У госпожи Консепсион была мания петь романсы, но я никогда не слыхала голоса более гнусавого. Каждый день она пела нам романс «Judith's» или «Gabrielie de Vorgy» и многие другие. Несколько раз, чтоб нас развлечь, она показывала нам редкие и любопытные вещи: в депо сохранялись письма королевы Бланки Анны Бретанской и многих других французских королев и аббатис монастыря; письма де Пой де Левиля к его тетке, настоятельнице аббатства о-Буа, когда он находился при армии во время смут царствования Карла Седьмого».
Не забывает наша героиня