– Начинайте, у вас осталось сорок пять минут!
Здесь, видимо, конвейерная система. Больница (она рядом, за бетонным забором), хотя и кремлевская, но покойников в эти покои, судя по всему, поставляет безостановочно.
Музыка стихла и установилась шелестящая тишина:
– Дорогие товарищи! – напряженно зазвенел голос. – Сегодня мы провожаем в последний путь…
Я придвинулся ближе. Медунова узнать трудно: расплывшееся одутловатое лицо, совершенно белое, бескровное, лишенное привычных очертаний. Погружен он в здоровенный, как корыто, гроб, тот, что из последних достижений кладбищенского дизайна – с резными карнизами, медными ручками и чемоданными защелками. Как хорошо! Уже не раздирает душу молоток, в ответ на стук которого всегда раздавался вопль родственников – теперь щелкнули замки и… пошел тихо в «райские кущи». Нет уже этого, сугубо нашенского, российского, аккомпанемента по крышке да гвоздям.
Гроб хоть и богатый, дубовый, с медными пароходными рукоятями, но знаю – куплен на кубанские деньги. История о медуновских сокровищах – сущая выдумка. Она придумана теми, кто и в мыслях не допускает, что можно иначе: быть при должности и не воровать. Для тех, кто придумал это, другого варианта просто не существует. Современные нувориши по этим сценариям и живут, по ним оценивают других: раз начальник – значит вор! И гроб, и одежду, и продукты на поминки земляки привезли с собой. В итоге жизни ничего не оказалось за душой у некогда всесильного Сергея Федоровича Медунова. Сбережения малые, какие были, проел, одежду сносил, а в последние годы жил на жестокую нынешнюю пенсию, еле сводя концы с концами… Все говорят долго, возвышенно, словно каждый пытается загладить какую-то свою давнюю вину перед покойником…
А жизнь, однако, продолжалась
В номенклатурном погребении есть что-то противоестественное, лишенное настоящей человеческой печали и теплоты. Много раз я это наблюдал, всякий раз приходя к выводу, что похоронный процесс прежде всего предполагал ритуал – все должно быть расписано: что и куда выносить, кому где стоять и кому что говорить. Люди, знавшие этот ритуал, ценились в партийном и советском аппарате особо.
В бытность мою служения краснодарскому крайисполкому работал там один незаменимый на этот счет человек – Михаил Трофимович Ещенко. Надо подчеркнуть, что был Трофимыч со всех сторон симпатичный «малый», но сильно