Тысячи Махмудов и Айязов
Поглотил бездонным синим глазом
Небосвод. Никто не возвратился,
Не утешил нас своим рассказом.
Что толку от прихода моего?
Бесстрастен небосвод над головой.
Уйду – его сиянье не померкнет.
Зачем я здесь? И там я для чего?
Я солнце цветком не могу заслонить,
Не вижу судьбы золоченую нить.
Ум вынул из моря жемчужину мысли,
Но страх помешал мне ее просверлить.
Мудрец, не проболтайся в пьяном споре,
Иль тайна сердца сплетней станет вскоре.
Запомни: перл, мерцающий в ракушке,
Был каплей тайны, скрытой в сердце моря.
Ты, чьи очи так алчно и хищно горят,
День за днем умножающий рыночный ряд,
Посмотри, что проделало время с другими,
Даже с теми, что лучше тебя во сто крат.
Останется зерно надежды на лугу.
Твой сад перед тобой останется в долгу.
Трать все – от ячменя до золотой монеты —
С друзьями, а не то достанутся врагу.
Тайну мира я вам не открою, увы,
Ибо стану мишенью для грязной молвы.
У премудрых мужей не в чести благородство.
Проболтаюсь – и мне не сносить головы.
Мечтаешь быть потомками воспетым?
Трепещешь, словно лист, пред жадным светом?
Уж лучше быть гулякой, чем святошей.
И лучше быть пропойцей, чем аскетом.
Не отвергая молодого, а также старого вина,
Мы белый свет продать готовы
лишь за ячменных два зерна.
Тебя тревожит, где я буду, когда покину мир
земной?
Отстань. Мне жаль тебя, зануду. Вот чаша. И она полна.
От вина мы теплеем. Веселия глас
Заглушает обиды, живущие в нас.
Если б выпил Иблис хоть глоток из кувшина, —
Поклонился б Адаму две тысячи раз.
Скупец, не причитай, что плохи времена.
Все, что имеешь, – трать. Запомни:
жизнь одна.
Сколь злата ни награбь, а в мир иной отсюда
Не унесешь, увы, и горсточки зерна.
Небесный Кравчий, Чьи уста окрасили рубин,
Лишь тех печалью не вскормил, кого
не возлюбил.
И только тот, кого не смыл поток Его печали,
В ковчеге Нуха, как в гробу, живет, боясь
глубин.
Есть ли польза от жизни, что прожили мы,
Погружаясь во тьму, выплывая из тьмы?
Время выжгло глаза у великих пророков,
Превратило их в пепел. Но где же дымы?
Оплеванный всеми, свой путь продолжаю
с трудом,
Сквозь хляби и сели недоброю силой ведом.
Рванулась из тела душа. Я спросил:
«Ты уходишь?»
– «А что же мне делать, – вздохнула, —
коль рушится