– И когда это было? – тут же задал вопрос Ипсиланти.
– Ой, я не знаю, – раздраженно бросила Калерия. – Вы у нее можете справиться. Пробыл в доме мужчина долго, а потом вышел вместе с Марьяной, они сели в машину и уехали. Ох, чуть не забыла. Мужчина внес в дом какой-то… баллон, что ли… газовый.
– А выходили они без баллона? – спросил Краснов.
– Не знаю.
– Пригласите вашу приятельницу сюда.
Соседка, интеллигентная женщина средних лет, прибежала, будто только и ждала, когда ее позовут. Она сразу подсела к Калерии на диван с высокой спинкой и взяла ее за руку, выражая свое молчаливое соболезнование. Ипсиланти еще с минуту оценивал дочь Фисуна, которую с ходу отнес к категории мегер. В отличие от брата и папы она была худая, даже костлявая, с застывшим на лице выражением недовольства, будто весь мир в долгу перед ней. Впрочем, ее папу убили, и, наверное, это достаточный мотив, чтобы возненавидеть мир.
– Когда выстрелили в Силантия Игоревича… – начала соседка, но Ипсиланти прервал ее:
– А вы слышали выстрелы?
– Нет, выстрелов я не слышала. На улице был шум, я выглянула в окно и увидела, что Силантий Игоревич лежит на тротуаре, а Марьяна стоит рядом, кричит… Ну, а потом муж спустился вниз, узнал, что Силантий Игоревич ранен… Потом приехала милиция. Потом стало тихо. У нас, кстати, всегда тихо. А потом я заснуть не могла – сердце. Знаете ли, трудно переживать такие события… Не спала я долго. Где-то в половине второго ночи встала, приняла капли и в окно посмотрела. Меня привлек шум мотора автомобиля. Смотрю – у входа в дом Фисунов остановилась машина. Светлая. Из нее вышел мужчина, который держал в руках… Знаете, когда-то газ привозили в баллонах, так вот, он держал похожий баллон, только более узкий. Ему открыла Марьяна, я видела, ведь вход в дом сразу с улицы…
– Марьяна! – заставил всех вздрогнуть очередной вопль болтливого попугая, далее последовала нецензурная брань.
– Говорят, надо платком накрывать птицу, – сказал Краснов. – Она думает, что наступила ночь и засыпает.
– Он же не в клетке, – возразила Калерия. – А подойти к нему я боюсь. Он только папу подпускал.
– Не обращайте внимания. – Натянул на лицо нечто вроде улыбки Ипсиланти, обращаясь к соседке, вытаращившей потрясенные глаза на птицу. – Что было дальше?
– Я, признаться, плохо подумала о Марьяне, – продолжила соседка. – Сами посудите: муж в больнице, а к ней мужчина приехал. А через полтора часа они оба вышли. Это было… в половине второго он приехал… да, вышли они в три с хвостиком. Вышли с двумя сумками. Сели в машину и уехали.
– Номер вы, конечно, не запомнили, – сказал Ипсиланти.
– Конечно.