Напротив шкафа стояла кровать, на которой и распластался сейчас источник плача.
– Эй, привет, Джон, – ровно произнес Леонард и медленно подошел к кровати. Худой мальчишка лет десяти никак не отреагировал на слова Саванта, продолжая утыкаться лицом в тонкую подушку, уже, кажется, полностью промокшую от слез. – Я здесь, чтобы помочь тебе.
У Саванта было не так много опыта общения с детьми. Но он легко чувствовал настроение и эмоции людей, и это могло помочь ему в нелегком деле успокоения ребенка. Во всяком случае, Леонард на это очень надеялся.
Плач на мгновение стих, и мальчишка приподнял свою голову, чтобы посмотреть на говорившего. Внимательно осмотрев Саванта с ног до головы, мальчик шмыгнул носом и поменял положение, облокотившись о стену. Он уселся и обнял мокрую подушку руками, прижимая ее к себе. От долгого плача у него раскраснелось и припухло лицо.
– Вы вернете мне маму? – тихо поинтересовался Джон, и Леонард застыл. Наивный и такой простой вопрос. Несколько секунд он молчал, а потом, покачав головой, все же ответил честно.
– Никто и ничто уже не вернет тебе маму, Джон.
Наступила тишина. Леонард продолжал стоять, прямо смотря на Джона, отмечая, что у него такие же яркие глаза, как и у бабушки. Джон, закусив губу и прижимая к себе подушку с такой силой, что побелели костяшки пальцев, старательно пытался снова не зареветь.
– Тогда вы ничем не можете мне помочь, сэр, – тихо проговорил мальчик и отвел взгляд в сторону.
Леонард, обдумывая свои дальнейшие слова, молчал, а потом присел на жесткую кровать. Раздался скрип, отвлекая Джона от созерцания книжного шкафа.
– Да, твоя мама умерла, – аккуратно начал Савант, – но ее убийца все еще не найден, а это значит, что я все же могу тебе помочь.
– Вы – полицейский? – в голосе мальчика появилась заинтересованность.
– Нет, но я работаю со следователями, расследующими дело твоей матери, – честно ответил Леонард. Ему трудно было смотреть на Джона из-за вспыхивающих в голове воспоминаний из своего собственного детства. В день смерти его матери к нему тоже приходил человек, и он тоже пытался быть добрым и чутким по отношению к осиротевшему молодому человеку. Савант помнил, что тогда ему не нужна была жалость. Тогда он нуждался в сострадании и честности. – Видишь ли, Джон, я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь и какие эмоции испытываешь.
– Да что вы говорите, – в словах мальчишки появился сарказм, но Леонард никак не отреагировал на это. Злость была