– Скорая помощь, а, скорая помощь! – неожиданно позвали ее.
Лизавета Петровна обернулась. В коридоре стоял доктор, который только что подписал ей карту.
– Скорая, вы знаете, что у вас расстегнулась сережка? Я заметил еще в приемном. Но вы так быстро ушли, – сказал он, подходя совсем близко. – Помочь?
От неожиданности она не знала, что говорить. Но чувствовала – ее рот сам растягивается в улыбке.
– Вы как работаете? – спросил доктор, глядя на нее глазами спелой вишни.
– Через двое.
– Так, значит, через двое суток вы опять привезете больного.
Она пожала плечами, совершенно точно зная, что по закону абсолютного невероятного никакого больного не будет. К тому же, это будет среда. Больница в этот день по хирургии не дежурит. Но все-таки, продолжая улыбаться, неуверенно кивнула. Уже прикрывая за собой дверь «РАФА», оглянулась.
Он стоял теперь у самого входа в больницу и, закуривая сигарету, махал ей рукой. Странным образом расположившись к этому человеку, она махнула ему тоже, через минуту решив больше об этом не думать. И не думала. Но подъезжая недели через две к больнице, почему-то чувствовала, что он в приемном покое.
Больной оказался неясным, требовались дополнительные исследования: лаборатория, рентген. Другой хирург, постарше, попросил ее подождать «минут двадцать». Было предположение, что больного надо будет везти в другую больницу. Она согласилась.
– Как вас зовут? – спросил присутствующий здесь же ее недавний знакомый.
– Лиза, – сказала она точно так же, как когда-то давно, в жаркий июньский день, возвращаясь с моря.
– Бедная Лиза? – опять спросил доктор, готовый вот-вот рассмеяться.
– Нет, – словно с сожалением покачала головой она, глядя в его вишневые глаза, и тут же поняла, что этот простой вопрос был чем-то большим, чем просто каламбур. Потом она убедится, что все, что говорил доктор Пухолыдев, часто имело двойной, некий смежный смысл.
– А, знаете, пойдемте со мной. Я угощу вас кофе. Пока там лаборатория, пока рентген, пойдемте, – сказал Пухольцев, поглядев на нее так, словно стараясь понять, какова ее сила внутреннего сопротивления. И есть ли она вообще.
Но она уже поднялась со стула ему навстречу. Дверь направо, из приемного в стационар, оказалась запертой. Пришлось идти налево, мимо «греческого зала», куда в эту рабоче-крестьянскую больницу, по народной молве – орденоносную, где врачи чуть ли ни голыми руками поднимали из руин всех, кого можно было поднять, свозились все нуждающиеся в помощи городские алкоголики. Чтобы потом, после вытрезвления, у них можно было поискать какие-нибудь человеческие заболевания. Пройдя в самый конец хирургического отделения, где