– Да уж лежи ты, вояка,– остановил его Эйзенерц и поднял с пола выпавшую подушку.
– Я кое-что видел в щелку, понимаешь? Они показали мне. Совсем чуть-чуть… Сейчас там у них весна, солнце… Ноги у ангелиц на солнце блестят, как листья… Сидят они рядком на огромной липе, которая цветет издалека, еще с холма, как идти туда. А окно у них старое и такое пыльное, что по стеклу прыгают тени от листьев…
– Может, ты устал, Баррет Лепек?– встревоженно завозился Эйзенерц в своем кресле.– Может, тебе надо немного отдохнуть? Ведь ты болтаешь, как балаболка, уже целый час…
– Ерунда,– отмахнулся отец.– Просто я хочу сказать тебе сейчас, что Августа будет тебе хорошей женой, не сомневайся… Она родит тебе четверых сыновей, таких же крепких и глупых, как ты, а сам ты будешь жить, зацепившись за ее жизнь и, конечно, не понимая этого. Ты будешь вполне счастлив и по глупости своей не заметишь, как будет мучаться с тобой она. Но я на тебя не в обиде, ведь это и есть семейное счастье: один постоянно дует в ухо другому, а другой только стоит да морщится… Стоит да морщится…
Эйзенерц, побледнев, медленно поднялся… Но тут уже я сама толкнула дверь и вбежала в комнату – отец был в беспамятстве. Яков Эйзенерц, пятясь, выскочил прочь.
Потом, час спустя, когда приступ у отца закончился и он, наконец, заснул, я спустилась вниз. Эйзенерц прохаживался у ворот, теребя в руках шляпу. Он наковырял во дворе множество ямок каблуками своих сапог, подбитых железом.
– Ну что, как там?– подступил он ко мне.
– Всё нормально. Он спит.
– Вот уж не знал, что он так плох…
– Да,– кивнула я.
– Я сейчас еду в Наутхейм по делам матери…
– Счастливого пути.
– На обратной дороге я снова заеду проведать как тут у вас и что,– скосил он глаза в сторону.
– Не стоит,– слишком, может быть, поспешно сказала я.– Он очень волнуется, когда видит вас. Это ему вредит.
– Ну что ж…– вздохнул Яков Эйзенерц, стараясь скрыть облегчение и еще больше кося глаза в сторону,– значит, в другой раз, когда дела его снова наладятся…
– Да, когда наладятся,– повторила я.– И, прошу вас, забудьте всё, что он, может быть, наговорил вам. Он уже давно не в себе.
– Конечно,– заставил себя улыбнуться Яков Эйзенерц.– Ему сейчас нелегко…
– Хотите немного вина в дорогу?– предложила я, обрывая неприятный для нас обоих разговор.
– Пожалуй,– оживился он.– Вино у вас отменное.
– Его привез отец из испанского похода… Можете взять с собой пару-другую бутылок.
– Не откажусь. Возьму, сколько смогу унести, ладно?
– Сколько сможете унести и еще три про запас, когда три в дороге разобьются…
Он улыбнулся и пошел