– Одобряешь ли ты мое решение? – спросил Жеаль, наполняя бокал вином.
– Как я могу судить, коли ты уже сам все рассудил, – пожал плечами Бофранк. – Я не знаю, какова хиреан Эвфемия – умна ли, экономна ли, внимательна ли к мужу. Коли я скажу: “Не женись”, ты все одно женишься; коли посоветую жениться, потом, случись что дурное, ты станешь винить меня, что не отговорил вовремя…
– Прав, прав ты, друг мой Хаиме! – со смехом отвечал Жеаль. – Но сейчас уже я вижу, что не буду роптать и пенять.
– Тогда женись скорее и не донимай меня более подобными вопросами. В самом деле, ты да Аксель – чем бы еще заняться двум людям, у которых все в жизни чрезвычайно хорошо устроилось.
– А что Аксель?
– Тоже собрался жениться и чрезвычайно горд своею избранницей.
– Пора и тебе переменить жизнь, а то ничего в ней не происходит, – довольно усмехнулся Жеаль.
И тут Бофранк вспомнил про письмо:
– Не скажи, есть и у меня перемены.
И Бофранк поведал о странной эпистоле, принесенной оборванцем, и о том, что в ней содержалось.
– Что бы ты посоветовал? – спросил Бофранк.
Жеаль задумался.
– Более всего напоминает дурную шутку, хотя я не знаю, кто бы хотел так подшутить над тобою. Однако не стоит ходить туда – мост Звонарей и днем не лучшее место для прогулок, не говоря уже о полуночи, да еще когда луна только-только нарождается.
– Но если это и в самом деле важно?
– Ежели это важно, – сказал Жеаль, – то человек этот, несомненно, будет искать с тобою встречи и далее. Ежели это способ, к примеру, заманить тебя и убить, то и в этом случае он может назначить повторное свидание. Я не хочу напугать тебя, но стоит быть осторожнее.
– К чему уж, – отвечал Бофранк, взмахнув увечной рукой. – Я был осторожным, был и неосторожным, и ничего хорошего не извлек в обоих случаях.
Они просидели в “Луне и горне” дотемна, беседуя о вещах самых различных, и когда беседа оскудела, отправились по домам, так что в полночь, когда ему надлежало быть у моста Звонарей, Бофранк крепко спал, ничуть не заботясь о том, ждут ли его. Наутро он отчего-то готов был обнаружить на пороге новое письмо, так и сталось. Противу вчерашнего, сегодня оборванца не было – видимо, он явился совсем рано и покинул дом незамеченным.
Конверт был точно такой же, равно как и бумага.
“Досточтимый хире Бофранк!
Я весьма огорчен, ибо первое мое послание вы не восприняли с должной серьезностью. Что ж, я терпелив и назначаю вам еще одну встречу – на этот раз нынче ночью у старой колокольни близ скотобоен, когда часы пробьют полночь. Ежели вы в очередной раз выкажете свое небрежение – пеняйте на себя. Сие не угроза, а лишь сожаление”.
Вместо подписи под