Элис устало покачала головой.
– Мне скоро пятьдесят, у меня уже не осталось сил. Кроме того, за последний год, сынок, я словно утратила разум. Мне следовало забрать товар из Кале, едва в июне началась война. Следовало направлять больше грузов в Севилью. И уж точно нельзя было одалживать деньги Реджинальду Фицджеральду, как бы тот ни умолял и как бы ни давил. Тебе с братом больше нечего наследовать, сам видишь.
– Барни не слишком огорчится, – сказал Нед. – Он ведь бредит морем.
– Интересно, как у него дела. Нужно известить его обо всем, если сумеем отыскать.
– Думаю, он записался в испанскую армию. – Не так давно пришла весточка от тетушки Бетси: мол, Барни и Карлос попали под подозрение инквизиции и были вынуждены немедленно покинуть Севилью. Бетси не знала, куда именно они направились, но какая-то соседка видела, как они говорили с вербовщиком на набережной.
– Ума не приложу, как мне быть с тобою, Нед, – мрачно проговорила Элис. – Я растила тебя торговцем…
– Сэр Уильям Сесил говорил, что ищет молодого человека вроде меня.
Элис заметно приободрилась.
– И правда! Я совсем забыла!
– Он тоже мог забыть.
Элис мотнула головой.
– Вряд ли он забывает хоть что-то.
Нед попытался вообразить, каково это – работать на Сесила и стать частью окружения Елизаветы Тюдор.
– Как думаешь, Елизавета может стать королевой?
– Если однажды станет, – откликнулась мать с неожиданной горечью в голосе, – надеюсь, она избавит нас от этих алчных и высокомерных епископов.
Нед ощутил воодушевление.
– Если хочешь, я поговорю с Сесилом насчет тебя, – предложила Элис.
– Не знаю, надо ли, – задумчиво ответил Нед. – Может, лучше просто явиться к нему на порог?
– А он просто велит прогнать тебя взашей.
– Может быть, – согласился Нед. – Может быть.
Месть Фицджеральдов продолжилась на следующий день.
На улице припекало, но внутри, в южном трансепте собора, было прохладно. Там собрались на церковный суд все жители Кингсбриджа, мнение которых что-то значило в городе. Церковь собиралась судить протестантов, задержанных в сарае вдовы Поллард, по обвинению в ереси. Мало кого на таких судилищах оправдывали, об этом было широко известно. Собравшихся интересовало поэтому, насколько суровым окажется вынесенное наказание.
Наиболее тяжелые обвинения выдвинули против Филберта Кобли. Когда пришел Нед, самого Филберта в соборе не было, но была миссис Кобли, безутешно рыдавшая рядом с дочерью Рут, глаза которой тоже покраснели от пролитых слез. Круглое лицо Дэна Кобли было непривычно угрюмым. Сестра Филберта и брат миссис Кобли старались хоть как-то утешить своих родичей.
Всем заправлял епископ Джулиус. Это был его суд. Он выступал одновременно обвинителем и судьей, и в соборе отсутствовали присяжные, которых требовалось бы убеждать. Подле епископа сидел каноник