Мы уже сказали, что неравенство лет супругов не могло, конечно, не отразиться на их семейной жизни.
Подробности замужней жизни Федосьи Прокофьевны нам почти неизвестны. Но, имея в виду общий склад тогдашнего домашнего быта бояр, можем предположить, что дом такого степенного, богобоязненного и тихого боярина, каким действительно был Глеб Иванович, скорее, чем другие, должен был служить наиболее полным выражением идеалов «Домостроя». Недаром Глеб Иванович был спальником царя Михаила, недаром он назначен был оберегать и спальню новобрачного царя Алексея. Вместе с тем близость обоих супругов ко дворцу тоже способствовала очень много к устройству этого дома в порядке и в духе чтимой старины, ибо во дворце упомянутые идеалы, особенно на женской половине, являлись уже неизменными установлениями благообразной и, так сказать, образцовой жизни. Все поучения – как веровать и как жить Богу угодно – во всех своих мелких подробностях соблюдались здесь с неизменной строгостью.
Но важнее всего было то, что духовником Федосьи Прокофьевны, как и ее сестры Евдокии, был знаменитый протопоп Аввакум[2]. Этот Аввакум, как увидим далее, имел огромное влияние на боярыню Морозову и вовлек ее в старообрядчество, так же как и сестру Морозовой, княгиню Евдокию Урусову.
При жизни Глеба Ивановича Аввакум не смел показываться в тереме боярина Морозова; самим боярином запрещен был ему туда вход.
Но боярин Глеб Морозов, прожив с молодой женой двенадцать лет, скончался. Тогда Аввакум стал первым гостем у вдовы Федосьи Прокофьевны, и силой своего красноречия он заставил боярыню Морозову сделаться самой рьяной старообрядкой, подчинив ее своей воле. Чувствуя приближение смерти, Глеб Иванович призвал к себе свою жену и обратился к ней с таким словом:
– Феня, я умираю… Все добро мое, все вотчины и усадьбы оставляю тебе и сыну Ванюшке…
Федосья Прокофьевна заплакала.
– Не плачь, твои слезы тяжелы для меня…
– Ты будешь жить, Глеб Иванович.
– Не жилец я на белом свете, дни мои сочтены… Выслушай, Феня, мой предсмертный наказ, мой последний завет.
– Слушаю, – сдерживая свои слезы, проговорила боярыня Морозова.
– Сына нашего, Иванушку, воспитай в страхе Божием, сумей сделать из него верного слугу царю-государю и родной земле… Дай мне, жена, обещание, что ты наказ мой выполнишь.
– Обещаю…
– Спасибо… После моей смерти ты, Фенюшка, вольна делать что хочешь… хоть замуж выходи.
– Что ты, Глеб Иванович, да сбыточное ли дело, чтобы я во второй раз замуж пошла? – вся вспыхнув, промолвила Федосья Прокофьевна.
– А почему тебе и не пойти? Ты еще молода, красива… Выходи за Владимира, – пристально посматривая на жену, как-то значительно проговорил умирающий.
– За какого Владимира? – вспыхнув еще более, спросила тихо молодая женщина.
– Чай,