Дело Бенсона. Стивен Ван Дайн

ошибка. Каждое преступление засвидетельствовано посторонним, как любой акт искусства. Тот факт, что никто не видел преступника или художника, которые делали свою работу, целиком нелогичен. Современный следователь ни за что не поверит, что Рубенс написал картину «С крестом через пустыню» в кафедральном соборе в Антверпене, если он, например, по делу был на дипломатическом приеме и поэтому не видел, как трудился художник. А такое заключение, мой дорогой друг, будет явно абсурдным. Даже если он придет к выводу, что в силу каких-либо причин художник не мог быть в этой стране, все равно он будет не прав. Почему? Да по одной простой причине: такую картину мог создать только Рубенс. Она носит отпечаток его личности и его гения – и только его одного.

      – Я не эстет, – с легким раздражением заметил Маркхэм. – Я только юрист и, когда заходит речь о виновнике преступления, предпочитаю существующие и реальные доказательства метафизическим гипотезам.

      – Дорогой мой, это ваше предпочтение и приводит вас к разным ошибкам, – заметил Вэнс.

      Он медленно закурил новую сигарету и выпустил к потолку струю дыма.

      – Возьмите, например, заключение по данному делу об убийстве. Вы находитесь под влиянием неверного вывода, что вы, вероятно, знаете человека, который убил нашего Бенсона. Вы убедили в этом майора и сказали ему, что у вас много доказательств, которые дают вам возможность требовать обвинительного заключения. Несомненно, у вас в руках есть некоторое число улик, которые современный Солон может назвать убедительными. Но истина заключается в том, что вы понятия не имеете, кто в данном случае виновный. Вы ухватились за бедную девушку, которая к преступлению не имеет никакого отношения.

      Маркхэм резко повернулся к нему.

      – Так! – воскликнул он. – Значит, я ухватился за невинного человека? Поскольку только мои помощники и я знаем обо всех уликах против нее, может быть, вы будете столь любезны и сообщите мне, почему вы считаете ее невиновной?

      – Видите ли, – улыбнулся Вэнс, – это очень просто. Вы не знаете убийцу по той причине, что человек, совершивший это страшное преступление, достаточно хитер и проницателен и позаботился о том, чтобы ни вам, ни полиции не достались ключи или улики, которые могли бы указать на него.

      Он говорил с мягкой уверенностью человека, который сообщает очевидные факты, не оставляющие места для споров.

      Маркхэм презрительно засмеялся:

      – Ни один правонарушитель, как бы хитер он ни был, не в состоянии предусмотреть все возможности. Даже самый тривиальный факт имеет столько различных связей с другими фактами, что – и это известно любому преступнику, – как бы долго и тщательно ни составлялся план преступления, всегда остаются нити, которые ведут к преступнику.

      – Известный факт, – повторил Вэнс. – Нет, дорогой мой, только общепринятое суеверие основано на детской вере в неумолимость и неизбежность встречи с Немезидой. Я могу понять эту вашу слепую веру в неотвратимость наказания, но, честное слово, это заставляет меня