– Почерк, – говорит, – меняли. Только узнать возможно… Та же рука… женская. По записке, видать, – женщина хорошая, в вас участие принимает. И сундук, должно, от них же.
Расспросил Марфу Петровну насчет того, как тот господин из себя выглядел, который письма привозил и сундучок.
– Письма все седой привозил, а сундучок рыжий привез, – говорит Марфа Петровна. – Румяный такой… а росту одинакового.
– Ну, в парике, значит, и подкрасившись, – ответил Кузьмич. – Дело известное. Не надуешь.
Посидел, подумал, на Марфу Петровну посмотрел и говорит:
– Ну что ж! За дело ваше возьмусь. Только дело ваше казусное… Сколько же с вас за хлопоты взять?
Сказал и смотрит. Ждет.
А Марфа Петровна опять растерялась:
– Да уж, право, я и не знаю.
– «Катеньку» – меньше нельзя, – бабахнул Кузьмич и сам словно струхнул: уж очень сумму значительную ахнул.
Марфа Петровна руками всплеснула:
– Да что ты, – говорит, – побойся Бога!
– Меньше, – говорит, – нельзя. Потому дело ваше тысячное и хлопот с ним немало будет. Может, недели две сплошь повозиться придется. Да-с.
Марфа Петровна, конечно, думала, что дешевле будет стоить. Думала на красненькой отъехать. На Илью смотрит, что тот скажет.
– Хорошо… Согласны, – говорит Илья, – действуй!
– Вы-то согласны, – говорит Кузьмич, – а вон хозяйка-то помалкивает. Как она?
– Да уж согласна, – говорит Марфа Петровна и рукой только махнула: известно, жаль ей сотни-то.
– Ну, коли и вы согласны, так, значит, все в порядке, – сказал Кузьмич. – Можно и за дело приниматься. Что в сундучке-то? Чай, смотрели?
– Да пустяковина разная, – ответила Марфа Петровна, – барахло всякое.
– Ну ладно, – говорит Кузьмич. – Оставим сундук до завтра. На солнечном свету надо смотреть, а то при коптилке как тут разберешь? Да и работать на свежую голову лучше, а я три рюмочки пропустил. Завтра утром зайду. А вот насчет кареты… что скажете? Собственная?
– Наемная.
– Ну а номер какой?
– Да не к чему было. Не посмотрели.
– Эх, вы! Ну а лошади?
– Разноцветные. Одна белая, другая вороная.
– Гм… Ну а карета какого цвета?
– Да синеватая такая, побитая.
– Ну а извозчик?
– Да обыкновенный, борода рыжая…
Кузьмич помолчал.
– Ну а кто еще, окромя вас, карету видал?
– Да ребятишки соседские вертелись. Ванька да Сонька Доброписцевы.
– А-а! Вот это хорошо!.. Ну-с, покедова до свиданьица. До завтрева, значит.
Пошел Кузьмич домой, по дороге к будочнику Евстигнею Акимычу Громову завернул.
Будочник у будки сидел и смеялся так, что слезы у старого по мохнатым щекам текли. Алебарду свою ржавую наземь кинул. Сам сидит, а между ног у него головенка Петькина торчит – зажал Петьку коленками и заскорузлыми пальцами своими