Бродяги Севера. Охотники на волков. Джеймс Кервуд

крепким клювом. Дрожь пробежала по всему телу Мики. Инстинкт, который все время влек его к борьбе и бурно копошился в нем, вдруг как взрыв пороха вырвался наружу. Он быстро почуял близость неведомой и неминуемой опасности. Крепко упершись в землю своими большими передними лапами и задорно подняв голову к темным вершинам деревьев, Мики поднял отчаянный лай, и даже скорее не лай, а вой. Ему хотелось, чтобы птица сама налетела на него. Он страстно желал потрепать ее за перья, и, в то время как он так дерзко вызывал своего соперника на бой, Нива вдруг вскочил на ноги и с жалобным воплем со всех ног бросился бежать без остановки. Если Мики не сознавал всей опасности, то он, Нива, вполне понимал создавшееся положение. Им руководил инстинкт, усвоенный бесчисленным количеством его предков. Он знал, что там, в этих мрачных глубинах леса, над ними и вокруг них таилась смерть, – и убегал так, как не убегал еще ни разу в жизни. Мики следовал за ним.

      Они увидали над собой проблеск солнечного света. Деревья стали толще, и скоро опять начал пробиваться к ним день, так что теперь они уже более не находились в полных мрака и пустоты лесных трущобах. Если бы они пробежали еще хоть сто ярдов далее, то они очутились бы на опушке леса, у широкого, открытого пространства, на котором и охотились обыкновенно те совы. Но чувство самосохранения еще не оставило Ниву; он все еще слышал над собой гудевшие, точно отдаленный гром, крылья совы; поэтому, когда он увидел на своем пути нагроможденные бурями друг на друга стволы старых деревьев, то он так быстро юркнул под них, ища защиты, что несколько времени Мики недоумевал, куда он мог так скоро скрыться. Заполз туда же вслед за ним и сам Мики, повернулся и высунул голову наружу. Он был разочарован. У него все еще были оскалены зубы, и он продолжал ворчать. Ему было жаль, что он побежал вслед за Нивой, и хотелось вернуться обратно, чтобы покончить с врагом. Кровь эрдельской породы и шпица заговорила в нем еще сильнее, чем прежде, и он нисколько не боялся поражения. Кровь же отца толкала его на единоборство. Это было настоятельным требованием его породы, этой смеси в нем волчьей наглости и лисьей настойчивости с громадной физической силой макензийской собаки. И если бы Нива не забился так трусливо в самую глубину бурелома, то он обязательно побежал бы обратно и вызвал бы лаем на бой своего пернатого соперника, от которого так позорно пришлось теперь убежать.

      Почти целый час Мики не двинулся с места, и в этот час, как и тогда, когда он в первый раз загрыз кролика, он почувствовал, что он сразу же вырос. Когда же наконец осторожно выполз из своей лазейки, то солнце уже заходило за находившиеся на западе леса. Он огляделся, насторожился, нет ли где какого-нибудь движения, и прислушался к звукам. Жалкие, точно у просившего извинения щенка, манеры уже сошли с него. Теперь он выпрямился. Его угловатые до этого ноги вдруг стали крепки, точно выточенные из прочного дерева; тело напряглось; уши насторожились; голова гордо приподнялась между крепкими, широкими плечами. Теперь он знал,