– Возможно, так и есть, – соглашается он. – Во всяком случае, я очень на это надеюсь. – Он отворачивается и снимает рубашку. От этого движения вериги издают тихое клацанье.
– О, снимите эту ужасную штуку! – прошу я.
– Как пожелаешь, – говорит он. – Все, что угодно, для того, чтобы угодить второй по везению женщине в мире. Если ей вообще можно угодить, поскольку она всегда считает себя второй – по праву наследия, по величию, по размеру и богатству ее королевства, а теперь и ожидающей, что и ее сына оттеснят на вторые роли.
– Я вовсе не это имела в виду! – протестую я.
Он обнимает меня и не утруждает себя ответом.
Дворец Линлитгоу,
Шотландия, лето 1510
В мае я получаю короткое письмо от Екатерины, в котором она собственноручно извещает меня о том, что, судя по всему, у нее не было двойни и второго ребенка у нее нет. Само письмо кажется таким коротким, а почерк таким мелким, что мне кажется, ей отчаянно не хочется его писать.
«Я молила отца о прощении. Я не делала ничего неверного или хотя бы легкомысленного. Мне сказали, что я потеряла ребенка, но сохранила ее близнеца, и я не подозревала, что это не так, до тех пор, пока мой живот не опал и не начались обычные женские недомогания. Откуда мне было знать? Мне же никто ничего не говорил. Откуда мне было знать?»
Она рассказывает о том, что ее муж исключительно добр по отношению к ней, но она никак не может перестать плакать. Я отталкиваю от себя письмо и некоторое время не могу заставить себя написать ей ответ из-за охватившего меня раздражения на них обоих. Образ Гарри, который добр и заботлив, хотя за все те годы, которые я его знала, не был замечен даже в мыслях о ком-то кроме себя, и Екатерины, той самой высокомерной принцессы, вынужденной молить о прощении за то, что она никак не могла изменить, приводит меня в ярость. Я с презрением думаю о том, что она не может перестать плакать. Где бы я была, если бы не смогла унять слезы по своему умершему младенцу? Мне бы тогда никогда не удалось забеременеть снова. Почему же Екатерина с таким упоением предается своему горю и показывает его всему миру? Разве ей не должно проявлять королевское мужество, как это сделала я?
Мне также приходится признать, что мой муж оказался прав в том, что ей не помешал бы осмотр врача. Как ей вообще мог кто-либо сказать о том, что она все еще беременна, если у нее только что был выкидыш? Как можно такой мудрой женщине быть настолько глупой? И настолько наивной, чтобы поверить чужим словам?
Наверное, доброхоты нашлись среди тех, кто изо всех сил старался угодить Гарри, как обычно. Придворные просто не могут приносить ему дурных известий, потому что мой брат не терпит обстоятельств, не подчиняющихся его воле. У него, как и у нашей бабушки, всегда было четкое представление о том, каким должен быть мир и как именно все должно происходить, и он просто игнорировал попытки объяснить ему, что дела обстоят несколько иначе. Его все всегда баловали, потакали во всем. Скорее всего, когда ему сообщили о том, что Екатерина не смогла доносить