– Если помните, – начала, чуть смутившись, Роза, – вы мне напророчествовали, что я стану больше чем королевой, но пока на мою голову сыплются одни несчастья.
– Терпение, милочка, терпение, – наконец прохрипела колдунья. – Все будет так, как я сказала.
Она вдруг впала в забытье и начала бормотать что-то несвязное, и из произносимых ею отрывочных фраз Роза, к своему леденящему ужасу, поняла примерно следующее: «твой муж возвысится в силу своих заслуг и дарований, но его враги однажды попытаются лишить его жизни, и в конце концов ему отрубят голову острым мечом».
Роза попыталась было задать ей еще несколько вопросов, но Элиама упрямо качала головой, отказываясь ей отвечать. Только повторяла иногда, словно очнувшись:
– Уезжай отсюда скорее, если хочешь остаться в живых, уезжай! Очень скоро наши жестокие и коварные враги придут сюда и все порушат огнем и мечом. Они ждут лишь твоего отъезда.
Вся дрожа от страха, Роза выбежала из хижины. А что, если сбудется и это ее зловещее предсказание? «Что будет со мной, с маленькой Гортензией? – спрашивала она себя. – Нет, лучше не искушать судьбу».
Через несколько дней после встречи с мулаткой Роза начала собираться в обратный путь – на континент.
…Грозные раскаты французской революции докатились и до Мартиники, правда, с большим опозданием. Тут тоже началась пока еще бескровная вакханалия, точно такая, как на первых порах в обезумевшем революционном Париже. Идеи революции о равенстве и братстве возбуждали угнетенных негров и мулатов, и те все настойчивей стали требовать равенства с белыми. В своем освободительном угаре они часто преступали границы дозволенного. На Мартинике была создана своя Национальная ассамблея, повсюду возникали комитеты, подкомитеты, избирались депутаты, уполномоченные, комиссары. Эти резкие политические перемены будоражили чернокожих, звали их к еще более решительным действиям. «К оружию, граждане!» – этот парижский лозунг уже повсюду гремел над островом.
В феврале 1790 года восставший народ разграбил казармы Мартиникского полка, повернул на город пушки укрепленного форта, грозя открыть огонь в любой момент.
Наступил сентябрь. Восставшие все бесновались, никак не могли успокоиться. Им не терпелось пролить кровь белых господ. Роза понимала, что больше ждать чего-то на острове небезопасно, и по совету своего дядюшки, начальника порта, захватив с собой Гортензию и Эвфемию, укрылась с ними в трюме фрегата «Разумный». Несколько других французских кораблей готовились к отплытию к берегам Франции. Повстанцы решили их не пускать и без предупреждения открыли по ним огонь из пушек. Но корабли были уже далеко, на рейде, вне пределов досягаемости снарядов, выпущенных неопытными артиллеристами.
Подождав еще сутки, чтобы удостовериться, как будут развиваться события, корабли стали поднимать якоря. К «Разумному» подтянулись еще два корабля – «Просвещенный», «Ла Левретт» и корвет «Эпервье». Маленькая