– Сюда ушла старуха с моими сокровищами, а оттуда приходят непрошеные гости с молодым монахом во главе… Сюда, Бран… Мальчики, рабы, где вы? Берите себе все, что можете, а затем спасайтесь через задние ворота!
Рабы торопливо исполняли его приказания. Пройдя пустые комнаты, Рафаэль спустился вниз по лестнице и в передней увидел толпу монахов, ремесленников, торговок, рабочих из гавани и нищих. Они шумели и бросались в двери, то направо, то налево. Предводительствовал ими Филимон.
– Привет вам, почтенные гости! – сказал Рафаэль. – Что касается пищи и питья, то мои кухни и погреб к вашим услугам. А что касается одежды, то я готов отдать этот хитон из индийских шалей и эти шелковые шаровары тому из вас, кто согласится обменять их на свои священные лохмотья. Быть может, ты окажешь мне эту услугу, прекрасный юный вождь этой новой школы пророков?
Филимон, к которому Рафаэль обратился с этими словами, презрительно молчал.
– Слушай же меня, юноша! Слово за мной. Смотри, этот кинжал отравлен: малейшая царапина, и ты умрешь. Эта собака – чистой британской породы, и если она в тебя вцепится, то даже раскаленное железо не заставит ее выпустить тебя, пока не захрустят твои кости. Если кто-нибудь из вас обменяется со мной платьем, я отдам вам все мое имущество. А если не согласны, то первый, кто тронется с места, погибнет.
Рафаэль говорил со спокойной решительностью воспитанного человека.
– Я готов поменяться с тобой одеждой, еврейская собака, – заревел, наконец, какой-то грязный оборванец.
– Я твой вечный должник. Пройдем в эту боковую комнату. А вы, друзья мои, идите наверх, но будьте осторожнее. Этот фарфор оценивается в три тысячи золотых, за разбитый же вы не получите и трех грошей!
Грабители не теряли времени: они хватали все, что попадалось под руку, и разбивали то, что нельзя было унести или что не возбуждало их алчности.
Рафаэль спокойно снял свою роскошную одежду, накинул изодранную бумажную тунику, надел соломенную шляпу, поданную нищим, и скрылся в толпе.
Глава VII
Творящие неправду
Целый день Филимон мучился воспоминаниями об этом утре. До сих пор все христиане, а в особенности монахи, казались ему непогрешимыми, а евреи и язычники – проклятыми Богом безумцами. Кротость и твердость духа, презрение к мирским радостям и любовь к бедным были добродетелями, которыми гордилась христианская церковь, как своим неотъемлемым наследием.
Но кто в наибольшей степени проявил эти качества сегодня утром? Образ Рафаэля, раздавшего все богатства и в обличье бездомного нищего пустившегося странствовать по свету, храня на устах спокойную, самоуверенную улыбку, преследовал Филимона всюду.
Пока Филимон вспоминал и размышлял о случившемся, настал полдень, и юноша обрадовался предстоящей трапезе и послеобеденным работам, которые должны были рассеять его тягостные думы.
Сидя на своей овчине, Филимон, как истый сын пустыни, грелся на солнце. Петр и архидиакон сидели в тени возле него, ожидая