Тем же вечером Гонзага вошел в комнату к своему сообщнику, успевшему уже вернуться после трехдневной отлучки, со зловещей улыбкой протянул ему документ и сказал:
– Ну-ка, плут, прочти, поклонись мне пониже и признай, что я таки оказался похитрее тебя!
Пейроль проглядел бумагу и согнулся в глубоком поклоне:
– Признаю себя побежденным, государь! Только не знаю, чем более тут следует восхищаться – вашей ловкостью или же простодушием ваших… хм… благородных родичей.
Гонзага счел нужным похвалиться:
– Я вложил сюда все силы. Это настоящее произведение искусства!
– Вы совершенно правы, – поддакнул мошенник. – С этой бумагой, монсеньор, вам не страшны никакие суды, никакие обвинения!
Гонзага повернулся к нему спиной и с презрением бросил через плечо:
– А ты только и можешь, что в открытые двери ломиться! Дальше все пойдет само собой!
Он хотел было горделиво удалиться, но Пейроль несмело остановил его. Антуан, сам того не ожидая, привязался к Сюзон… Запинаясь, он спросил:
– Поскольку ваша светлость предусмотрел все случайности и Лагардеры добровольно отказались от Гвасталльского герцогства, надо ли непременно обращаться к этим… головорезам?
Карл-Фердинанд расхохотался. Подойдя с надменным видом чуть ли не вплотную к собеседнику, он прошептал:
– Ты же читал! Ты что, ничего не понял? Ведь там написано, что я обязуюсь платить этим чертовым Лагардерам чуть ли не королевскую ренту, да еще завещаю герцогские права их сыну – потомку каких-то помещиков! Думаешь, я вот так, за здорово живешь, отдам этим людям половину доходов, а себе оставлю какие-то жалкие гроши? Плохо же ты меня знаешь!
Не бывать этому гасконскому щенку гвасталльским герцогом!
А от Винченты я скоро избавлюсь – может, разведусь, может… Короче говоря, избавлюсь, женюсь на девушке в моем вкусе – белокурой, похожей на кузину Дорию, и возьму за ней огромное приданое!
Пейроль снова низко поклонился:
– Я давно понял, что служу великому и весьма дальновидному государю.
Гонзага сухо кивнул и вернулся к себе. Он думал: «Хорошо, что конец уже близок. Рядом с Дорией я схожу с ума… Как жаль, что нельзя уничтожить только ее мужа и сына, а эту роскошную женщину оставить себе!»
Два дня спустя герцог Мантуанский и Антуан де Пейроль садились на коней, а Сюзон Бернар, укрывшись за занавеской, смотрела на них нежным взглядом и утирала слезы.
Они уезжали якобы в Версаль.
Рене предложил немного проводить их, но Карл-Фердинанд вскричал:
– Даже и не думайте! Будьте благоразумны! Вам завтра предстоит отправляться в дальнюю дорогу, так что нужно поберечь силы. Давайте же, Рене, обнимемся на прощание!
Дория подставила кузену щечку