Тут вновь вошла мисс Олдбок с загадочным и многозначительным выражением лица.
– Постель для мистера Ловела готова, братец. Я достала чистые простыни, комната проветрена, в камине огонь. Нет, нет, мистер Ловел, мне это не доставило никаких хлопот, и я надеюсь, что вы хорошо выспитесь, но…
– Ты решила, – перебил ее антикварий, – сделать все, что в твоих силах, чтобы этого не допускать?
– Я? Право, я ничего такого не сказала, Монкбарнс!
– Сударыня, – обратился к ней Ловел, – разрешите мне спросить, в чем причина вашего столь любезного беспокойства обо мне?
– Ах, Монкбарнс не любит, когда об этом говорят. Но он сам знает, что у этой комнаты худая слава. Все помнят, что там спал старый Реб Тулл, городской писец, когда получил удивительное сообщение насчет земельной тяжбы между нами и арендаторами Массел-крейга. Она стоила кучу денег, мистер Ловел, ибо в те времена по судебным делам приходилось платить не меньше, чем теперь. И тогдашний хозяин Монкбарнса, наш предок, мистер Ловел, как я уже сказала, должен был проиграть тяжбу из-за того, что не мог представить какую-то бумагу. Монкбарнс хорошо знает, что это была за бумага, но я уверена – он не поможет мне в моем рассказе. Это был документ, очень важный для дела, и без него мы бы проиграли. Так вот, наш иск поступил на рассмотрение – как это называется? – присутствия из пятнадцати заседателей. А старый Реб Тулл, городской писец, пришел к нам, чтобы в последний раз поискать недостающую бумагу, прежде чем наш предок поедет в Эдинбург хлопотать по своему делу. Так что времени было в обрез. Этот Реб, как я слыхала, был старый сморчок, весь в табачных крошках и небольшого ума. Но все-таки он был городским писцом в Фейрпорте, и хозяева Монкбарнса пользовались его услугами. Вы понимаете – ведь у них были дела с магистратом…
– Сестрица Гризл, это невыносимо! – прервал ее Олдбок. – Клянусь небом, ты успела бы вызвать духов всех аббатов Троткозийских со времен Валдимира, пока у тебя идет вступление к рассказу об одном-единственном призраке. Научись быть краткой в своих речах. Подражай сжатому стилю старого Обри{128}, опытного духовидца, который делал записи о таких предметах строгим деловым