– Профессор сказать – музыка колдовство есть. Музыка слушать нет. Ты, – и вилкой в него тык, – музыка играть?
Парень аж отпрянул.
– Да нет, ты что! Детство медведь ухо наступить. Рояль от унитаз не отличать. Глухой совсем быть!
– Врать, – протянула красавица снисходительно, но вилку положила. – Морда твой подозрительный есть. Но я бояться нет. Профессор сказать – огонь нечисть отпугивать…О, огурец найти!
И цап что-то с дальней тарелки. И умяла в мгновение ока…
А это сосиска была. Просто холодная уже, оттого и скрюченная, как огурец.
Я, кажется, первым заметил, что что-то не так. Замолкла дева, будто ее выключили. Потом красными пятнами пошла.
– Эй, в порядке быть? – обеспокоился ее рыцарь, руку ей ко лбу приложил – да как отдернет. А у девы дым из ноздрей пошел. Сизыми такими струйками, тоненькими – будто она закурила и дым через нос выпустила. Стекла в очках треснули, и глаза из-под них полыхнули, как светодиоды, красным.
Компания в стороны шарахнулась – и вовремя…
Я же все это время, как дурак, сидел и ничего не делал… Потому что никак не мог решить: то ли леших от дракона спасать, то ли дракона от леших. Почему я говорю дракон, а не дракониха? У них не принято так. Моя жена говорит, что дракониха – это сварливая баба, а дракон женского пола все равно дракон… Хм. Так вот…
Над столом пламенем пыхнуло, и лешие мои вместе со стульями попадали. Посуда на них посыпалась, вино пролилось… Мэтр девчонок под себя подгреб… А тот самый, у которого с аспиранткой теплые отношения сложились, как раз в самой опасной зоне оказался. Лежит он навзничь, а над ним огненная змея в воздухе раскручивается, как пружина. Размером со среднего питона, то есть метра два с хвостом. Сначала светилась вся красным, будто каленое железо, потом остывать начала – и стало заметно, что шкура у нее коричневая с золотым отливом. Чешуйки мелкие-мелкие – видно, совсем молодая, недавно из яйца вылупилась. Крылья кожистые распустила и затрепетала ими, как колибри – по трактиру волна горячая пронеслась, как из духовки. С парня шапку сорвало… Ну и, конечно, у него рог на лбу оказался. Один-единственный. Витой такой, серебристый, с острым кончиком. Волосы светлые разметались, глаза как тарелки. Змея лапки передние поджала, крыльями похлопала и на опрокинутом столе угнездилась. Язык раздвоенный мелькнул – быстро-быстро, как стрелка компаса. Единорог этот было отползти попытался – только змея его опередила. Шею вытянула, так что морда почти у самого его лица очутилась, и уставилась на него не мигая. И вот я вижу – она пасть открывает и будто зевнуть собирается. А это значит – сейчас огнем плюнет. Для заметки, живой огонь – единственное, чем леших уничтожить можно… Я вскочил, хотел отвлечь ее – но парень, молодец, и сам не сплоховал. Выхватил флейту из кармана – будто кинжал из ножен – и заиграл… Змея замерла, словно удивилась. А потом со стола спорхнула, зависла в воздухе, хвост кренделем закрутила – и как пошла выплясывать… Прямо в воздухе. Крыльями в такт взмахивает, лапками дрыгает, хвостом молотит..