Без сомнений, писал «Шержень» абсолютно искренне и со знанием дела – ну, или с уверенностью в этом знании. Но раз за разом возникало чувство, что написано это было исключительно для «своих» – тех, кто в целом уже в курсе ситуации и кто в принципе придерживается похожих взглядов, кого не надо перетягивать на свою сторону. Феликс шутил, Феликс высмеивал и высмеивал жёстко, но ко всему этому, наверно, должен был прилагаться особый шифр в голове, который сделал бы понятными все эти шутки, намёки, все эти парафразы цитат и отсылки к некогда имевшим место событиям. Мельком брошенный эпитет – и сразу станет ясно, в чём проблема, почему всё так плохо и что именно плохо. Наверно, люди, находящиеся на одной волне с Феликсом, нашли бы в его статьях то, что искали. Но, к сожалению, не человек со стороны.
Потеряв цель и забыв, в чём она состояла, Лаванда отложила номера в сторону, на край дивана (впрочем, не закрывая их), и просто сидела теперь, смотрела в стену и мимоходом думала о чём-то, она даже не улавливала точно о чём. Старая привычка – вглядываясь вдаль, отключаться от всего окружающего – не покинула её и здесь. Стена поплыла перед глазами, рисунок обоев переплетался лентами, искажался и исчезал, видимое становилось прозрачным, отступало куда-то назад, терялось из виду…
Она летела над землёй – высоко-высоко.
Так высоко, что было неясно, где это и что вокруг, да и неважно вовсе. Выше птичьего полёта, выше самого неба, куда не ступают живые, ибо здесь нет им места. Только свет – бесконечный свет солнца, такого огромного, занимающего весь мир. Прянь вверх – и захлебнёшься светом, растворишься в тепле без остатка и тебя больше не будет.
(Лаванда так делала всего несколько раз за всю жизнь, и это были особые случаи).
Но сейчас – нет, сейчас ей туда не нужно. Лаванда мягко нырнула вниз и, открыв глаза, обозревала теперь землю под собой.
Там, далеко внизу, расстилались бескрайние зелёные луга. Холм вставал за холмом, долина пролегала за долиной, они были так неизмеримо далеко, но всё же видна была каждая травинка, колышимая ветром. Иногда от особо сильных порывов траву пригибало к земле, но через секунду она уже исчезала из поля зрения и оставалась где-то позади, а новая зелень новых холмов всё так же открывалась взору.
С севера повеяло холодом. Свежий воздух дышал морозом и солью и был так знаком, что Лаванда почти подалась ему навстречу, чтобы лететь туда, где, она знала, опадают холмы, теряет свою яркость зелень, а дальше, на самом краю земли вот-вот блеснёт полоска…
Нет, туда нельзя. Никогда нельзя. Даже если очень хочется. Даже так.
Лаванда помнила это и быстро повернула обратно. Память успокоилась и сейчас же всё забыла, как это уже бывало не раз. Главное ведь, что будет дальше, какие ещё причуды готовят зелёные луга, чьи ряды набегают, как волны. Пролети ещё немного – и увидишь воочию.
Там, за холмами, лежало что-то новое, чего не бывало прежде, – она знала