Лаванда хотела что-то возразить, но Феликс перебил снова:
– Вот пока страна будет доверять всяким сволочам и бывшим ссо-шникам, всё так и останется. Люди вроде Нонине будут пользоваться этим в своих целях.
– Вот целей её я и не понимаю, – заметила наконец Лаванда, уличив просвет между потоком слов. – Я не верю, что Нонине просто вот так пришла и просто вот так чинит зло, чтоб всем было плохо, без всякого смысла. Я бы поверила, если б она была отрицательным персонажем книги, но Софи всё же – человек, какая она ни есть. Ради чего бы ей понадобилось всё это?
Феликс пожал плечами:
– Ради власти. Разве это не очевидно?
– Власти… Но что она такое, эта власть, сама по себе? Нет, я не понимаю, – она покачала головой. – Ради особых возможностей, ради материальных благ, в конце концов… Но ведь это всё было бы у неё и так.
– А фиг её знает, – раздражённо отмахнулся Феликс. – Слушай, по-моему, не суть важно, чем там руководствуется Нонине, главное – что делать с последствиями.
– А мне кажется, – тихо проговорила Лаванда, – мне кажется, что, возможно, это и есть самое важное… Если бы знать, как всё в действительности. Как это происходило, что и когда случилось точно, пока не стало как сейчас. Если б было у кого спросить это всё, кто бы всё это помнил…
– А это идея, кстати, – с внезапным интересом отозвался Феликс. – Вообще, конечно, человеческая память – штука ненадёжная и подвержена всяческим причудам. Когда речь идёт об исторических событиях, даже очевидцы начинают со временем забывать, как всё было на самом деле. Известная вещь, что на их рассказы нельзя слепо полагаться.
– И на твои, значит, тоже?
– Разумеется. Но поскольку, – досада на его лице сменилась просиявшей гордостью, – я был в курсе такого обстоятельства, то заранее придумал кое-что понадёжнее.
– Что же?
– У меня хранится архив газетных и журнальных вырезок, – вполголоса, торжествующе заявил он. – Я их начал собирать лет в пятнадцать, ещё до того, как пришла Нонине. В них – все значимые в масштабах страны события за все эти годы, и никакие причуды памяти их не изменят. Правда, я это вовремя придумал? – Феликс тихо рассмеялся.
Глаза Лаванды широко открылись:
– Всё за последние годы… – восхищённо выдохнула она. Так вот он, тот ликбез, который она тщетно искала. Если проштудировать это, может быть, в её голове и устоится что-нибудь понятное и определившее форму, что уляжется ровными кирпичиками и не будет больше тревожить своей неопределённостью.
– На самом деле, не только за последние, есть и более давние номера, – как бы между прочим уточнил Феликс. – Конечно, уже не с такими подробностями, но, если мне попадалась какая-нибудь старая газета или журнал, я пытался утащить их к себе.
– А этот архив, – осторожно поинтересовалась Лаванда, – он секретный, да?
– Почему?