Вечером, когда мы направлялись домой, нас остановил на дороге коренастый мужчина с чернущими глазами и жесткими черными волосами. Это и был деревенский врач. Он пригласил нас всех посмотреть хюлу; понятно, никто не стал отказываться. Пляски происходили в домике сестры бургомистра, причем там набилось столько народу, что кому-то пришлось вылезть в окна, чтобы мы смогли войти в дверь. Я с ужасом увидел, что по кругу ходит огромный кувшин с жидкостью цвета виски, которую наливали в стаканы, но это была всего-навсего агуа пуро, «чистая вода», собранная с крыши. Тем не менее в комнате было очень весело, звучали шутки на четырех языках и громкий хохот, когда вахины приглашали на танец смущенных моряков и неуклюжих ученых и те корчились, как уж на сковородке. От шума и возни, наверно, рухнули бы стены, если бы снаружи их не подпирало еще больше людей, жаждавших хоть одним глазком заглянуть в окна. Четверо гитаристов играли и пели. В разгар веселья деревенский врач протиснулся ко мне, ему не терпелось обсудить со мной важные политические проблемы.
– Моя цель – открыть этим людям окно в мир, – сказал он.
«В самом деле, не худо бы, – подумал я, – скоро тут совсем нечем будет дышать». Но врач подразумевал другое, и мне пришлось выйти с ним наружу, чтобы выслушать его излияния.
Оказалось, что он и учитель стоят в оппозиции к остальным белым на острове.
– У нас в жилах течет индейская кровь. – Он показал на свои сверкающие черные глаза. – Мы хотим, чтобы островитяне покинули этот остров и познакомились с жизнью на материке.
«А патер Себастиан этого не хочет», – подумал я. Он боится, что они, получив неограниченный доступ к спиртному, живо сопьются. Боится, что их там будут нещадно эксплуатировать и они пропадут.
– Мы хотим поднять их жизненный уровень до современных требований, – продолжал деревенский врач. – Хотим, чтобы все босые обулись.
«А патер Себастиан считает это неразумным», – думал я. Я сам однажды слышал, как он говорил, что местные жители, не знающие ботинок, лучше кого-либо перемещаются по здешнему каменистому грунту, которого никакая обувь не выдерживает. Кое-кто пробовал ходить в ботинках, так у них кожа на ступне быстро становилась нежной, и, разбив обувь, они потом резали себе ноги в кровь.
«Похоже, у каждого из этих вопросов есть две стороны», – заключил я. Причем мнение патера Себастиана основано на опыте целой жизни, а этот молодой врач прибыл на остров с последним кораблем.
– Будете уходить – дайте музыкантам тысячу песо, а еще лучше – пятнадцать долларов в твердой валюте, – сказал врач и добавил: – Они