Неожиданно взбредшая в голову мысль заставила его задержать Марту. Она немедленно обернулась (пламя факела недовольно зашипело, поворачиваясь вокруг оси за нею следом) и быстро взглянула на него:
– Что случилось?
– Откуда ты знаешь, где именно прячутся твои дружки-бунтовщики? – таинственным шёпотом поинтересовался Виллимони.
Марта отступила на шаг и отвела глаза в сторону.
– Бирр обронил некую странную фразу, когда мы встречались с ним в последний раз, – лаконично бросила она, – я включила интуицию, разум и догадалась, что это был их нынешний адрес.
Явно не намереваясь тратить и далее лишние слова – к этому не располагало стремительно съёживающееся дрожащее пламя факела, – она опять развернулась и целеустремлённо зашагала дальше размашистым, совсем не женским шагом. Но такой шаг вполне подходил её характеру. Её любовь к родному городу была столь сильна, что граничила с безумным фанатизмом; её упорство нередко переливалось в непрошибаемость, чувство долга обращалось в одержимость. Только чувство человечности, жалости, порядочности удерживало её от пропасти. И ему так хотелось, чтобы она оставалась такой, какой была! Ему так хотелось видеть рядом с собой живой пример хорошего человека, не развращённого и не огрубевшего под колоссальным давлением окружающего мира. Ему приходилось встречать самых разных представителей общества: законченных скряг, плутов, мошенников, воров и убийц; попадались и такие, один взгляд которых заставлял леденеть от страха. Он видел почти всех тех, на ком стояла и держалась великая Империя на протяжении более чем девятисот лет, и этих людей было неисчислимое множество, а Марта Сауновски существовала в природе одна. И Ноули отчаянно не хотелось терять её – единственную, кроме Байны, кто не предал бы его, как плохо ему ни пришлось бы.
Перед Мартой и Виллимони неожиданно возникла занавешенная густой темнотой ниша – в ней, судя по всему, скрывались приятели Марты. Она снова повернулась, приложила холодный палец к его губам, и, тихо ступая, подошла к чёрному зёву укрытия, более всего похожему на разинутую пасть некоего чудовища. Решительным движением она воткнула факел в пустую скобу, наклонилась, заглянула в глубины таинственной ниши и позвала сорванным голосом:
– Кавер? Бирр Кавер?
Молчание служило ей гробовым ответом. Бирр не произносил ни слова в ответ, хотя всем было ясно, что сейчас он прячется у себя в укрытии, прекрасно слышит Марту, но по каким-то причинам не отвечает. Это поведение граничило с хамством и начинало уже злить Виллимони. Окажись он на месте Марты, он безо всяких разрешений и приглашений вошёл бы в эту нишу