– Настя, это моё прошлое. В нём было немало историй и ошибок. Зачем это ворошить! – взмолил, с не прожёванным шашлыком во рту, Лысый.
– Я бы тоже бросила парня, который вместо того, чтобы заняться делом, ищет эффектные ходы, чтобы поскорей попасть на кладбище, – не могла успокоиться Мадемуазель, будто мстила таксисту за ту самую ночь, в которую случилось их знакомство.
Да и их совместный выход из подъезда на глазах у бабулек, тоже ничего хорошего ей не сулил. Два удара по имиджу училки, создавали в ней напряжение, которое неизбежно лезло наружу.
– Она мне сказала примерно тоже самое. Так я и стал таксистом. С гонками малого общего. Зато под задницей верный конь.
– Почему всё-таки такси?! Как по мне в такси работают люди, которых нигде не взяли.
– В такси работают люди, которые запросто могли бы управлять страной. Но, Слава Богу, они уже при деле. Такси – это наркотик. Я люблю свою работу.
– За что? В чём кайф?
– Просто люблю. Любовь – это чувство. А к чувству не может быть вопросов, – ответил Гоша и закинув в рот кусочек мяса о чём-то задумался.
Его лицо и глаза транслировали грусть.
– О чём ты сейчас думаешь? – поинтересовалась Настя.
Гоша немного подумал и принялся читать стихи:
О чём задумался таксист?
Наверное, о чём-то важном.
Он как опавший пожелтевший лист
Шуршит желанием бумажным.
Купюры все пересчитав
На миг взгрустнёт о чём-то тайном.
О лучшем думать не устав
Лет десять он в занятии случайном.
О чём расскажет вам таксист,
Когда увидит слёзы грусти?
Он как заправский иллюзионист
Создаст иллюзию тепла и вас отпустит.
Цитатой озадачит, рассмешит,
Немного умолчит о чём-то важном.
Он как мудрец к глубинам не спешит.
Вы верите ему, его глазам бесстрашным.
Его судьба не балует порой,
Но он не жалуется, ему привычно
Быть у спешащих под рукой
И с первым встречным говорить о личном.
– Хорошие стихи, – резюмировала Настя и сделав паузу, продолжила. – Тебе никогда не казалось, что ты не от мира сего?
– Писатель, поэт – это всего лишь нерадивый ученик, который каким-то волшебным образом, научился списывать строки у Бытия. Это удивительное занятие. Только писатель пишет историю своей болезни собственноручно. Только словоблуд может, позабыв про комплексы заявить, что он немного не в себе. Я отношусь к разряду тех сумасшедших, которые знают, как изменить этот мир к лучшему. Сумасшедший опасен ни тем, что он «за рамками», а тем, что его идеи никто не воспринимает всерьёз. И когда «это» всё-таки происходит – становится поздно… назад дороги нет…
Мадемуазель посмотрела на Гошу полу равнодушными глазами психиатра. Но всё же не смогла удержаться и выпалила:
– Гоша,