Мещерский чуть было не воскликнул: «Напротив, продолжайте!» – но вовремя прикусил язык: торопиться выведывать сплетни не следовало. Всему свой час.
– А с похоронами как же теперь быть? – Майя Тихоновна недоуменно воззрилась на собеседников. – Агахан, естественно, обо всем договорится, уже в Москву нашему агенту звонил и юристу. Только ведь они, ну, милиция, теперь все волокитить, наверное, будут?
– Да, действительно, по делам об убийствах тела родственникам возвращать не торопятся, – поддакнул Кравченко. – Они еще судебно-медицинскую экспертизу проводить должны.
– А разве там, на месте, ее не провели?
– Нет, что вы. Это дело долгое и кропотливое.
– А я думала все. И что же, вскрывать его будут?
– Обязательно.
– А если Марина не позволит?
– Ее разрешения никто, Майя Тихоновна, и спрашивать не будет. По таким делам вскрытие обязательно. Закон диктует.
– Закон-закон! У нас все вроде закон, а поглядишь… Она переживать будет. Очень.
– Что поделаешь.
– Сереженька, Вадим, а нельзя как-нибудь повлиять, а? Ну, чтобы не было этого вскрытия. Ведь и так ясно. Они же даже знают, кто убийца. Ведь ищут же его, психа-то, а? – Глаза Майи Тихоновны сверкнули остро, точно у сороки, нацелившейся на бутылочный осколок. – Ищут илине ищут?
– Ищут, сказали.
– Тогда зачем издеваться над останками? Может, взятку дать?
– За что, Майя Тихоновна? – усмехнулся Кравченко.
– Ну, чтоб оставили его в покое, дали бы возможность похоронить как положено, по-христиански.
– Давай не давай, а все равно вскрытие будет. Этого не избежать.
– Никак?
– Увы.
– Ой, горе-горе. – Она встала из-за стола и направилась в гостиную.
Приятели последовали за ней. Там Майя Тихоновна включила телевизор, где шли очередные утренние «Новости».
– Вы заметили, какие сейчас злобные дикторы? – сказала она чуть погодя. – Прямо так и ест тебя глазами, словно ненавидит. Точно злейший враг ты ему. И по всем программам так, хоть передачи никакие не смотри. Ну, если вы политические противники, то и грызитесь меж собой по-тихому. А зрители-то тут при чем? А то прямо яд какой-то каждый день впитываешь. Словно анчар в твоей комнате распустился – прямо дышать нечем становится.
– Дышать? – Мещерский вдруг нахмурился. – Вам трудно дышать? Отчего?
– Да от ненависти, я же говорю. Аромат зла. Форменный анчар, Сереженька.
– Да, да, анчар, – Мещерский кивнул и встретился взглядом с Кравченко.
Тот стоял у окна, смотрел на озеро и теперь обернулся.
– Прогуляться не хочешь? – спросил он.
– Пойдем.
– Идите, идите. Если этот ваш знакомый из милиции приедет, сообщите нам: что, как. Этот молодой человек с родинкой, похожий на графа Альмавиву,