На фоне довольно простой походной одежды норвежцев костюм пришедшей к ним переводчицы можно было назвать королевским, что они не только заметили, но и сразу же высказали, смутив её обладателя громкими восторженными возгласами. Настенька подумала, что не стоило так броско одеваться, но было поздно, пришлось учесть это на будущее.
Стол был уставлен тарелками с салатом Оливье, маринованной селёдкой, украшенной кружочками репчатого лука, красным лососем ломтиками, чёрными ягодами маслины, нарезками сыра и колбасы. В центре возвышалась бутылка красного французского вина. Высокие тюльпанообразные бокалы придавали столу некую торжественность. «Хотя, – подумала Настенька, – вполне возможно, что они так привыкли ужинать за бокалом вина».
Сев на предложенное место, она сразу сказала, что пришла ненадолго, а вино пить не будет. В ответ услышала вопросительное:
– Тогда коньяк, виски или пиво?
На пиво Настенька согласилась, и Питер тут же вскочил и попросил у Кати пиво. Оно было здесь баночное из Голландии. Партию его доставили сюда пароходом совсем недавно и продавали только в баре за норвежские кроны, где на видном месте висело разрешение губернатора Свальбарда, как называли архипелаг норвежцы, на продажу алкогольной продукции. А ассортимент алкоголя в баре был довольно широк: Шотландское виски, французские вина, коньяки и шампанское и, конечно, итальянские ликёры, русская водка. Но, если все крепкие напитки покупались время от времени в универмаге Лонгиербюена и продавались в баре с соответствующей наценкой, то водка доставлялась со склада Баренцбурга, но цены на неё были такими же, как в баре норвежского посёлка.
Всего этого Настенька ещё не знала, Она приняла от Питера пиво, которое он сам же открыл и наполнил вспенившимся напитком бокал.
В это время в бар вошёл Иван крестьянский сын, а за ним, весело разговаривая, трое шахтёров. В одном из них Настенька узнала того самого продавца, у которого норвежцы купили сегодня вербацкие шапки. Понятно, что он с друзьями пришёл в бар потратить заработанные кроны.
– О-о-о! – закричал он радостно, увидев норвежцев! – Май френд здесь!
То, что Питера он считал своим другом, было ясно ещё до того, как тот купил у него шапки, так как продавец при виде подошедших иностранцев начал разговор именно с произнесения единственно известных ему английских слов: «май френд», означающих, как ему было известно, «мой друг».
– Иди сюда, май френд. Бери шапку. Хорошая шапка, тёплая, никогда в ней не замёрзнешь.
Настенька, улыбаясь, переводила, а продавец, ростом едва достигавший плеча высокого Питера, явно польщённый тем, что его слова переводят, продолжал:
– Май френд, это русская шапка. Настоящая. Померяй.
И с теми же словами «май френд» он предложил шапки Яну и Элизабет. И делал он это настолько забавно с полной серьёзностью на лице и убеждённостью,