– По меньшей мере, за сто лет до того, как голландский мореплаватель Уиллем Баренц наткнулся кораблями его экспедиции на землю, которую назвал за остроконечные пики холмов Шпицбергеном, что стало известно всей Европе, русские поморы уже целый век вели своё промысел на архипелаге, который называли по-своему Груланда. А несколько позднее это наименование трансформировалось в более короткое и звучное Грумант или более ласково Батюшка Грумант. Именно о нём слагали поморы песни, кои исполнялись по возвращении с далёкой земли посказатели да песенники. Вот одна из них.
Строков опять взглянул на Настеньку и извиняющимся голосом произнёс:
– Я буду напевно говорить, медленно, и хоть слова будут попадаться старинные, я думаю, вы поймёте для перевода. – И, делая большие паузы, которые только придавали эмоциональность тексту, он начал почти петь:
– СТИХОСЛОЖНЫЙ ГРУМАНТ
В молодых меня годах
жизнь преогорчила:
Обручённая невеста
перстень воротила.
Я на людях от печали
не мог отманиться.
Я у пьяного у хмелю
не мог звеселиться.
Старой кормщик Поникар
мне судьбу обдумал,
На три года указал
отойти на Грумант.
Грумалански берега —
русский путь, изведан.
И повадились ходить
по отцам, по дедам.
Мне по жеребью надел
выпал в диком месте.
…Два анбара по сту лет,
и избе за двести.
День по дню, как дождь, прошли
три урочных года.
Притуманилась моя
сердечна невзгода.
К трем зимовкам я ещё
девять лет прибавил,
Грозной Грумант за труды
меня не оставил.
За двенадцать лет труда
наградил спокойством,
Не сравнять того спокою
ни с каким довольством.
Колотился я на Груманте
Довольны годочки.
Не морозы там страшат,
Страшит тёмна ночка.
Там с Михаилы, с ноября,
Долга ночь настанет,
И до Сретения дня
Зоря не проглянет.
Там о полдень и о полночь
Светит сила звездна.
Спит в молчанье гробовом
Океанска бездна.
Там сполохи пречудно
Пуще звёзд играют,
Разноогненным пожаром
Небо зажигают.
И ещё в пустыне той
Была мне отрада,
Что с собой припасены
Чернило и бумага.
Молчит Грумант, молчит берег,
Молчит вся вселенна.
И в пустыне той изба
Льдиной покровенна.
Я в пустой избе один,
А скуки не знаю,
Я,