Это свидетельство меня потрясло. В день моего отъезда я рассказал одному священнику, который как раз служил литургию: «Посмотрите, что мне сказали дети (там этих людей называют детьми): они остаются здесь, потому что вы их любите». Священник задумался, посмотрел на меня и сказал: «Да, это так, потому что и мы, монахи, находимся здесь, так как нас любит игумен».
Думаю, это и есть по сути Церковь – вот такое целожизненное общение. Возможно, слово «любовь» нас пугает. Возможно, мы слишком им злоупотребляем, слишком легко называем любовью все, что угодно. Но мы можем отказаться от того, чтобы говорить о любви. Не обязательно употреблять это слово. Просто будем держаться друг за друга, знать, что мы вместе, и что мы или вместе погибнем, или вместе спасемся. Мы не сами по себе.
Вот почему я так ценю то, что вы делаете. Вы не просто некий богословский институт, вы что-то другое. Вы – братство, у вас есть общение. Вы вместе трапезничаете, не встаете из-за стола, пока не насытится каждый. Нам не стоит называть это любовью (впрочем, неважно, как мы это называем).
Часто мы ставим для себя глобальные задачи, строим проекты, рассчитанные на многих людей, обращенные к целым народам, забывая, что жизнь осуществляет свои замыслы в предельно простых конкретных вещах. В своем знаменитом гимне любви (1 Кор 13) ап. Павел говорит о том, что может трактоваться и как образ трапезы: кто-то заботится о другом, не ищет своего, думает о том, как приготовить еду другому, как его накормить досыта. Возможно, наша главная проблема в том, что мы смотрим слишком далеко. Но Божье слово близко к нашему сердцу. Нам просто нужно иметь мужество. Это правда, что у любви есть один чрезвычайно большой недостаток: она делает нас уязвимыми. Кто хочет любить, должен учиться терять.
Иером. Василе (Бырзу). В нашей дискуссии затрагивались разные аспекты, и проф. Гзгзян поставил вопрос ребром: как именно нам умножать любовь? Мне вспомнилась одна иудейская традиция, о ней упоминает Филон Александрийский в своем трактате о терапевтах («О жизни созерцательной») как о тех, «кто заботится о существе (сущности)». (Напомню, термин «сущность», ousia, в Евангелии встречается единственный раз – в притче о блудном сыне.) Как это реализовывалось практически? – через исполнение Декалога и некоторых заповедей о любви, которых терапевты придерживались в своей аскетичной общине. Все это делалось именно для того, чтобы воплощать свою любовь, доводить ее до полноты. Это документ, свидетельствующий о практике, аналогичной монашеской, которая существовала до появления христианского монашества. Терапевты соотносили себя с Богом как с абсолютным Существом., хотя, разумеется, они не придерживались всей той тринитологии, которую впоследствии развило христианство. Однако важно подчеркнуть: это учение о любви,