О тень! Благословенна будь в веках,
прославлена во землях и языцех…
Но даже тень тут факелом познанья
горит в умелых, знающих руках.
Ведь прямо здесь и предпочел вонзиться
Роландов меч, честь галльская и знамя,
дабы врагов оставить в дураках,
в скалу, чей мрамор или травертин
похож собой на скальную породу,
как сонм эзотерических легенд
похож на правду… Мы же освятим
любую щель, всему напишем оду,
поскольку всякий ушлый инсургент
герой, и вклад его необратим
в иную историческую даль…
Но в Риме долго не стоишь на месте,
пусть даже очень интересен вид.
Тем более, что больше Дюрандаль
не значится нигде. Ни славной мести,
ни эпоса побед. И удивит —
да, нам позубоскалить только дай —
что меч назвали именем девицы,
хотя в наш век сему нельзя дивиться,
и, сколь словесных молний ни мечи,
но… Притупились галльские мечи.
Из итальянского этюдника. Кампо деи Фиори
Август в городе Августа. Полдень исчерпан до дна.
Удлиняются тени, и Тибр лениво донельзя
зеленеет под старым мостом. Выпить, что ли, вина
у глазастой Лючии в проулке за пьяццей Фарнезе…
Что осталось потомкам? Не войны, интриги и яд.
Пантеоном творцов стал большой человеческий улей.
И столетние пинии, им салютуя, стоят,
будто преторианцы в безмолвном своем карауле.
На притихшую площадь глядишь, как в оконный проем,
где пейзаж вековой проступает на камне нагретом.
Ты за столиком с городом Вечным вдвоем…
Телевизор молчит. И спасибо Лючии на этом.
Это город бывалый, он к разному люду привык,
и поэтому зря на потеху толпе многоликой
поражает гарсона безумством своих чаевых
представитель страны, коя, тщась показаться великой,
непременно в остатке окажется просто большой…
Но, как малый в «Кавалли», не кается и не стыдится.
Сколь ни пробуй сравнить фетуччини с лапшой,
пропасть разницы где-то в разделе традиций…
…Август в городе Августа. Полная чаша луны,
флорентийская гостья, нежданный шедевр Брунеллески…
Время – это прямая невообразимой длины.
В целом, нам повезло оказаться на этом отрезке.
Из итальянского этюдника. Трастевере
В Трасте'вере тихо, и грохот трамвайных колес
едва ли способен идиллию эту нарушить.
В Трастевере полдень, он требует latte и грез,
и синего неба… Ничто не травмирует уши,
и даже торговец-индус, предлагая нехитрый свой скарб,
невольно снижает дискант в доверительный шепот.
И ты, чье второе, а часом и первое имя Тоска»,
не можешь сдержаться, и вслух говоришь: «Хорошо как…»
В Трастевере нет резких линий, здесь все