Вы Донна-Соль, подчас и Донна-Перец,
Но все нам сладостно и лакомо от вас,
И каждый мыслями и чувствами из нас
Ваш верноподданный и ваш единоверец.
Но всех счастливей будет тот,
Кто к сердцу вашему надежный путь проложит
И радостно сказать вам сможет:
О, Донна-Сахар, Донна-Мед!..
Звали ее гг. литераторы также и ласточкой, подобно тому, как другую красавицу-фрейлину, Урусову, окрестили они сильфидой. Любимцы муз прекрасно учитывали выгоды знакомства с любимой фрейлиной и на фимиамы не скупились. Александра Осиповна была не глупа, отлично все это понимала и иногда в свои черные дни не щадила своим острым язычком и «сочинителей»…
«Интересовалась» она решительно всем: и последним романом из Парижа, и творениями иже во святых отцев наших Григория Назианзина или Иоанна Златоуста, и с увлечением обсуждала со старым дипломатом английские дела. Она говорила чуть не на всех языках Европы и в самое последнее время выучилась с легкостью чрезвычайной греческому языку. Зачем? Ни зачем. Так…
Александра Осиповна проходила своей черной полосой. Закутавшись в теплую шаль, она лежала в своем будуаре на отоманке. Угрюмо смотрели в сумерках вечера ее огромные, черные, теперь сердитые глаза. На коврике валялся какой-то французский роман, из которого выпала полученная от Жуковского записочка: «Му-му-му-у-у-у… – писал ей знаменитый поэт. – Это бык ревет. Хрю-хрю-хрю-хрю! Это свинья хрюкает. Бык + свинья = В.А. Жуковский, статский советник и кавалер разных орденов. Эта арифметическая выкладка следует из того, что В.А. Жуковский по сию пору еще не собрался написать вам, милая из милых, умная из умных и прелестная из прелестных Александра Иосифовна…» И в этом тоне шло все длинное письмо от действительного статского, украшенного разными орденами, бычка к двадцатилетней красавице-фрейлине…
Из передней слабо донесся звонок. Она нахмурила брови и решила: отказать. Но когда из-за двери послышался голос лакея, который докладывал, что В.А. Жуковский и А.С. Пушкин желают видеть Александру Осиповну, она отвечала: «Проси!», встав, оправилась перед огромным трюмо и, сделав веселое лицо, вышла в свою голубую гостиную. Гости весело приветствовали красавицу. И не успела она усадить их, как лакей доложил о приходе А.В. Никитенко, который недавно был представлен Александре Осиповне и уже читал ей отрывки из своего романа «Леон или идеализм». Воронежский хохлик – Пушкин прозвал его «осленком» – отменно раскланялся со всеми. Она окончательно овладела собой, и разговор сразу запорхал в том шутливом духе, который почему-то прочно установился в этой гостиной.
– Вам я особенно рада, Александр Васильевич, – сказала она Никитенке. – Все эти вылощенные петербуржцы давно надоели мне, а вы так напоминаете мне нашу милую Малороссию… Я говорила ведь вам, что я тоже хохлачка?
Никитенко