Во дни Пушкина. Том 1. Иван Наживин

не сдавался: надо только на место неспособного Будберга министром иностранных дел посадить графа Румянцева, а на место военного министра вместо князя Лобанова графа Аракчеева – и все будет великолепно. Да еще был назначен для общего блага новый посол в Париже, князь Б.А. Куракин, – такой, по словам графа С.Р. Воронцова, болван, что ему следовало бы быть или немецким принцем, или идолом у дикарей. Впрочем, большой нужды в нем и не было: все нужные ему сведения русское правительство за приличное вознаграждение получало от Талейрана, который, по словам Наполеона, всегда был готов продать даже родного отца.

      Но всего этого оказалось тем не менее мало. Тогда очень ограниченный и потому чрезвычайно уверенный в себе Сперанский, – Пушкин звал его popovitch turbulent et ignare[15], а Вяземский – чиновником огромного размера, – просиживая за письменным столом по восемнадцати часов в сутки, в два месяца соорудил такой план идеального управления страной:

ДЕРЖАВНАЯ ВЛАСТЬ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА

      Государственный Совет

      Известный историк Шильдер, рассказывая об этих проектах Сперанского, впал почему-то в веселое расположение духа и привел в своем труде между прочим следующее impromtu[16] Вольтера по поводу таких же проектов Тюрго:

      Je crois en Turgot fermement!

      Je ne sais pas ce qu’il veut faire:

      Mais je sais que c’est le contraire

      De ce qu’on fit jusqu’à présent!..[17]

      Но так как для устройства этой чудесной башенки Сперанскому нужны были «нарочитые налоги», то он был – и вполне основательно – весьма осторожен в проведении благодетельной реформы и пока ограничился только тем, что предложил «дела 1-го департамента Сената разместить по министерствам, 2-му дать наименование 1-го и т. д., вместе с сим наименовать канцлера юстиции, поручив ему на первый раз в общих выражениях главный надзор за судебною частью». Можно бы даже было, по его мнению, и учебную часть поручить главному директору, а министру сделать некоторое вознаграждение и т. д., и т. д., и т. д. – juste le contraire![18]. Открылась деятельность для блага России Государственного Совета. Посмотрев, что там делается, Н.И. Тургенев записал у себя в дневнике: «Посмотревши на это собрание первых людей в государстве, посмотрев, как судятся в нем важнейшие части государственного устройства, нельзя не сказать: как все это жалко!.. И эти люди сидят в лентах с накрахмаленными рожами и не стыдятся смотреть друг на друга…»

      Аракчеев узнал об этих колоссальных преобразованиях один из последних, когда все уже было решено. Он пришел в такую ярость, что, бросив все, ускакал в свое Грузино, и только несколько ласковых писем от Александра да подарок пары хороших рысаков успокоили ревнивого генерала, который из военных министров для блага России уже превратился в председателя департамента Государственного Совета и, превратившись, по своему обыкновению записал на вкладных в Евангелие листах:

      «Генваря 1-го 1810 г. – В сей день