Пары закончились, можно идти домой. На улице распогодилось, солнце растолкало тучи, которые в ее лучах казались кусками огромной небесной мозаики.
Настя улыбнулась, глядя на небо. Настроение у нее хоть куда, и нет никакого желания смотреть под ноги. Только вперед, только вверх.
Но под ногами у нее копошились рожденные ползать. Один такой субъект перегородил путь. Настя недовольно глянула на Севу.
– Привет! – натянуто улыбнулся он.
– Я знаю, что ты с приветом, – кивнула она.
– Не злись, не надо.
– Я не злюсь, мне смешно.
Настя озадаченно смотрела на Севу. Серая болоньевая куртка на нем, тесные шерстяные брюки из тех комплектов, которые продаются в товарах для школы, разбитые ботинки. Как-то раньше она не замечала, как он одет, а сейчас вдруг глаза открылись. Что это такое? Неприятие убогих или потребность искать в нем недостатки – чтобы легче пережить разлуку?
– Я знаю, это от обиды… Но и ты должна меня понять. Олеся попала в историю, кто-то должен был ее пожалеть.
– Ты хочешь пожалеть ее в одной кровати со мной? – хмыкнула Настя.
– Что ты такое говоришь? – вытаращился на нее Сева.
– Это ты сказал. И со мной хочешь, и с ней…
– Я не в том смысле…
– Меня больше не интересует твой смысл… – Она снова окинула его придирчивым взглядом.
Внешне он, конечно, хорош собой, но прикид ни в какие ворота. Может, и у Олеси открылись глаза. Может, потому и послала она его куда подальше. А она могла послать. И конфетка у нее что надо, и обертка такая же блестящая. Олесе не трудно снять упакованного мужчину. Да и есть у нее наверняка кто-то. А Сева так, чисто приколоться от нефиг делать.
– И Олесю, я так понимаю, тоже… – усмехнулась она. – Признайся, что она тебя кинула!
– Да нет, она со мной…
– С тобой. На ниточке. Когда ниточка оборвется, за мной не ходи.
– Дело не в ниточке. Я твоему отцу слово дал…
– Забудь! – Настя усмехнулась, повернулась к нему спиной и прочь застучала каблучками.
Уж она-то одевалась не в пример Севе. Отец баловал дочь, потому как мог себе это позволить. Может, Сева просто решил присосаться к источнику благополучия? Ну, тогда он вдвойне козел.
– Настя!
– Отвали!
Все, прошла любовь, пусть Сева сам давится своими помидорами. А у нее дела.
На остановке она села не на «семнадцатый», как обычно, а на «четвертый» троллейбус. И через пять остановок вышла на улице Лермонтова. Сто метров пешком, и она дома. У Жени.
Сам он был на работе, и ему просто некогда было встречать ее из университета. Да она и не просила. Мужчина должен зарабатывать деньги, а не штаны за партой протирать, как некоторые. Женя и без того потерял массу времени, пока окучивал ее, а у него каждая минуты на особом счету.
У Жени был свой кооператив, он шил