Маленькое существо было темно-красным, от его живота к последу на полу, у ног Молли, вилась бледная пуповина.
Я попытался вдохнуть и закашлялся. Чистейшая радость столкнулась с глубочайшим стыдом. Я сомневался в Молли. Я не заслужил этого чуда. Жизнь меня накажет, я в этом не сомневался. Мой голос звучал по-детски, когда я взмолился, вопреки всему происходящему:
– Она живая?
Молли с безмерной усталостью ответила:
– Да, но она такая крошечная. Вполовину меньше амбарного котенка! Ох, Фитц, как такое может быть? Такая долгая беременность, и такое маленькое дитя! – Она втянула воздух, дрожа и отказываясь лить бесполезные слезы. – Принеси мне таз с теплой водой и мягкие полотенца. И что-нибудь, чтобы перерезать пуповину.
– Я сейчас!
Я все принес ей и поставил у ног. Ребенок все еще лежал в ладонях у матери и смотрел на нее. Молли провела кончиком пальца по ротику девочки, потрогала ее щеку.
– Ты такая спокойная, – сказала она, и ее пальцы передвинулись к груди ребенка. Я увидел, как она их прижимает, нащупывая бившееся там сердце. Молли посмотрела на меня. – Как сердечко у птички, – сказала она.
Малышка чуть завозилась и сделала глубокий вздох. Внезапно она задрожала, и Молли прижала ее к груди. Посмотрела в маленькое личико и сказала:
– Какая же ты маленькая. Мы тебя так долго ждали, мы ждали годы. И вот ты пришла, и я сомневаюсь, что ты продержишься хоть день.
Я хотел ее подбодрить, но знал, что она права. Молли начала дрожать от усталости после родов. И все же она сама перевязала пуповину и перерезала ее. Она наклонилась, чтобы проверить теплую воду, а потом погрузить в нее ребенка. Ее руки нежными движениями смыли кровь. Маленькую головку облепили похожие на пух бледные волосы.
– У нее голубые глаза!
– Все дети рождаются с голубыми глазами. Они изменятся. – Молли подняла малышку и с непринужденной сноровкой, которой я позавидовал, переложила ее из полотенца в мягкое белое одеяльце и завернула в аккуратный сверток, гладкий, как кокон мотылька. Молли посмотрела на меня и покачала головой при виде моего немого изумления. – Возьми ее, пожалуйста. Я должна теперь заняться собой.
– Я могу ее уронить! – Я был в ужасе.
Мрачный взгляд Молли встретился с моим.
– Возьми ее. Не отпускай. Я не знаю, как долго нам дозволено будет с ней пробыть. Держи, пока можешь. Если она нас покинет, то пусть покинет, пока мы ее держим, а не одна в колыбели.
От ее слов по моим щекам потекли слезы. Но я подчинился, полностью покорный теперь, с осознанием того, насколько я был не прав. Я отошел к изножью кушетки, сел и, держа в руках свою новорожденную малышку-дочь, взглянул ей в лицо. Ее голубые глаза бестрепетно смотрели в мои. Она не плакала, что, как я считал, всегда делают новорожденные. Она была чрезвычайно спокойной. И весьма неподвижной.
Я встретил ее взгляд; она смотрела на меня, словно знала ответы