– А чего же меня не упредили? – раздувая ноздри, как разозленный бык, угрюмо бросил князь.
– А смог бы ты сыграть так, чтобы все поверили? Вот то-то и оно. Зато теперь «литовцы» и «новгородцы» станут за Карпова драться и перетягивать его на свою сторону. Потому как он очень скоро тут развернется от всей своей широты. Он умеет. И сюда прибыл не с пустыми руками, а с полной мошной. Ну а вместе с ним и меня к себе потянут, чтобы клин меж мной и братцем вбить.
– Лиза, прости ты меня, дурака грешного.
– За Карпова прощаю. А вот за то, что во мне усомнился, я еще подумаю. Крепко подумаю, Ванечка. Так что если не хочешь позора, укладывайся-ка ты на полу. А нет – так дверь вон она.
– Лиза…
– Иного не будет, – решительно мотнула головой супруга.
Будущая мать аккуратно устроилась на постели. Сбросила на пол подушку. Указала на покрывало. Отвернулась и с нескрываемым недовольством накрылась одеялом. Трубецкой постоял над постелью какое-то время, а потом, что-то недовольно бурча себе под нос, начал устраиваться на полу.
Слушая это, Лиза мстительно улыбнулась. Вот, будешь знать на будущее! Именно что на будущее. Да, Ваня глуп, ревнив и пошел на поводу у своей сестрицы. Но не дурак. Способен признать свои ошибки. Ну и повиниться не боится. Вот и ладушки.
Но проучить его все же нужно. Чай, у них вскорости будет настоящая семья. Вот только с примирением надо малость погодить. Пусть бояре покрепче уверятся в том, что меж молодыми разлад. Ване снова даже играть не придется. У него все на его облике написано. А там уж и помирятся, и сыграют.
– А в чем хитрость-то, мил-человек? – послышался из толпы бас, в котором угадывалось искреннее удивление.
– Никакой хитрости, – отыскав взглядом здоровенного мужика с окладистой бородой, ответил Карпов.
А хоро-ош! Ну чисто богатырь. Впрочем, время такое. Худосочным кузнец не может быть по определению. Тут механический молот – эдакая невидаль, так что приходится все больше ручками. А еще – ворочать тяжелое железо. Иван, конечно, и сам не мелок, помахал в кузне молотом, но с этим, пожалуй, все же тягаться не стал бы.
– Вот гляжу я на энтого москвича, мужики, и удивляюсь, отчего они там у себя на Москве нас за дураков держат. Вот ты говоришь, что станешь платить любому, кто тебе понесет руду, по десять копеек за пуд. Так?
– Так, – подтвердил Карпов.
– Из десяти пудов болотной руды выходит пуд доброго железа, стоит тот пуд один рубль и двадцать копеек. Убери подати за леса, где ты будешь валить деревья, выжег угля, плату работным людям, ить сам ты не станешь цельный день возиться у домницы, и что тебе останется? Слезы. Да с таким прибытком и за дело браться не стоит. Вот я и спрашиваю, в чем хитрость-то?
– Ишь какой. Все посчитал, – уважительно произнес Иван. – Твоя правда, есть хитрость, вот только она не про твою честь. Я к тебе в кузницу нос не сую, так и ты ко мне не суйся, – жестко отрезал он. – Главное, что должен знать честной