Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 г.. М. В. Оськин

к началу волнений в столице страны – Петрограде, послужил продовольственный кризис. К этому времени Петроградский военный округ, хотя и был выделен из подчинения Северного фронта, тем не менее находился в тесной связке продовольственного снабжения. В начале 1917 г., когда боевые действия в окопах Восточного фронта подзатихли (за исключением Румынии), главнокомандующие фронтами заботились не столько о предстоящем весеннем наступлении, сколько о кормежке вверенных им войск. Еще осенью 1916 г. Н.В. Рузский предлагал передать дело продовольствия в руки военных, дабы пресечь разгулявшуюся спекуляцию, на что старый знакомый главкосева генерал А.С. Пржецлавский откликнулся предложением вешать спекулянтов: «Пора – не то народ взбунтуется, и все наши намерения против немцев рушатся»[88]. В феврале Рузский просил исключить Петроградскую, Псковскую, Витебскую и все губернии к западу от них от разверстки скота и сала – «оставив эти губернии как ближайший к фронту резерв на случай экстренной потребности скота или сала и на случай необходимости использовать их путем реквизиции при недовозе»[89]. Как бы то ни было, но продовольственный кризис суровой зимой 1917 г., когда эшелоны останавливались от снежных заносов, был налицо, и этим воспользовалась оппозиция.

      Первые сведения о начавшихся в Петрограде беспорядках император получил спустя пару дней, ведь он прибыл в Могилев (месторасположение Ставки) 24 февраля, в то время как первые «голодные» выступления начались днем ранее. Уже 28 февраля императорский поезд вышел из Ставки, направляясь к взбунтовавшейся столице. Царь пытался пробиться к своей семье, находившейся в Царском Селе и больной корью. Однако еще до выезда царя, 27 февраля, главкосев ген. Н.В. Рузский послал телеграмму императору, где намекал на желательность переговоров с оппозицией и неизбежность уступок. В частности, генерал Рузский прямо заявил: «Позволю себе думать, что при существующих условиях меры репрессии могут скорее обострить положение, чем дать необходимое длительное удовлетворение». Связи генералитета с Государственной думой начинали действовать, хотя, разумеется, в эти дни еще никто не думал об отречении – речь могла идти только об очередном этапе ограничения царской власти в пользу буржуазного парламента. Участник войны верно подметил, что «генерал Рузский был первым из высших военных начальников, который решился открыто высказать свою солидарность с прогрессивным блоком Государственной думы, хотя и в довольно туманных выражениях»[90].

      В связи с тем, что царский поезд не смог напрямую пробиться в столичный район, 1 марта он свернул в Ставку Северного фронта – Псков. Очевидно, что император рассчитывал на лояльность выдвинутых им генералов, а следовательно, на успешное подавление восстания в Петрограде. Соответственно, сам царь должен был руководить событиями из Пскова, при поддержке главнокомандующего армиями Северного фронта, а начальник штаба Верховного главнокомандующего