– И потом ты от меня отцепишься?
– Слово мага. До следующей встречи, разумеется, – тут же поправился Верес.
– Кто бы сомневался, – ощерилась я, неохотно вылезая из нагретого седла. Придержала Дымка под уздцы, выжидательно глядя на колдуна. Смутившийся мужчина начал было отнекиваться, но я только презрительно скривилась. Если уж нам придется подстраиваться к скорости пешего человека, то пусть им буду я или мальчишка, а не спотыкающийся на каждом шагу колдун.
В итоге Вереса подсадили на коня, Рест сбегал за сумкой и взял Дымка под уздцы. Я пошла впереди, намечая дорогу.
Человеческих троп я не знала, но, безошибочно определив направление, уверенно углубилась в лес. Болото подмерзло, оврагов здесь почти нет, а непролазные чащобы уж как-нибудь по памяти обойду.
Специально я не прислушивалась, но и уши затыкать не стала. А шепот привлекает куда больше внимания, чем разговор в полный голос.
– Козе перебили хребет, Рест. Не думаю, что я смог бы ей помочь… даже в лучшие времена.
– Но она даже не дала попытаться! И ухмылялась перед этим, я видел!
«Жалельщики, мать вашу, – злобно подумала я, – в мясных рядах небось венков не возлагаете, трескаете жаркое за обе щеки и спасибо говорите». Уйти, убежать вперед, чтобы не слышать, не видеть, поскорее выбросить из головы всё, что связывало меня с логовом… а они пусть уж как-нибудь сами. Добренькие.
Но не ушла. Потому что колдун резко ответил:
– Иногда лучшим подарком другу является смерть.
И Рест замолчал. Оставшись при своем мнении, конечно.
Мы успели пройти около версты, когда скрип снега за спиной резко оборвался. Верес, натянув поводья и полуобернувшись, не то присматривался, не то прислушивался.
– Что? – Я вернулась, мимоходом потрепав Дымка по унылой морде.
– Они уже обшаривают избушку. – Колдун сморгнул, протер глаза, словно вышел из темноты на свет. Слез с коня и задумчиво поглядел вверх. – Как ты считаешь, противник не обидится на нас за повторение его фокуса?
Я задрала голову, да так и осталась стоять с изумленно приоткрытым ртом.
В небе ткались облака. Сначала – паутинные, полупрозрачные клочья, сотнями отводков расползающиеся во все стороны, как стрелки льда по стеклу. Затем – бурлящие, разбухающие и темнеющие на глазах комья, словно в голубой омут небосвода капнули чернил. Последние солнечные окошки захлопнулись почти одновременно, и в ту же секунду вдогонку безжалостно отрезанным лучам хлынула снежная лавина. Не метель, не пурга – сплошная белая стена, на несколько секунд замуровавшая меня в сплошном звуконепроницаемом коконе, только многоголосый шелест-шепот снега со всех сторон. Щурясь, я вскинула руку к глазам, упрямо отказываясь их закрывать. Жутко – и безумно красиво – стоять наедине с чистой стихией, каждой частицей своего существа ощущая ее дикую, неукротимую мощь, для которой ты – всего лишь еще одна снежинка…
Интересно,