– Какие же мы одинаковые, – произнес ворчливо.
– И вы тоже?
– Да. Одинаково мозги устроены? Или одни книги в школе читали? Я тоже сразу подумал: Хаджи-Мурат…
– Как отнеслась Лина Алексеевна?
Он отмахнулся:
– Не замечает. Женский ум – куриный, видит только то, что на ее огороде. А этот за дорожкой, под забором. Просто не увидела, вот и все. Если узрит, конечно, уничтожит. Она у меня – зверь.
Я провел на его даче, он этот комплекс привычно называл дачей, почти весь остаток дня. За мной носят не только ядерный чемоданчик, но и сверхтонкие ноутбуки, я постоянно могу видеть весь свой кабинет, как явный, так и тайный, могу подключиться к телекамерам и понаблюдать, кто и чем занят в министерствах.
Карелин посматривал с грустной улыбкой. В его мудрых глазах я читал, что при этой галдящей толпе, окружающей меня в таких условиях, Иисусом или Буддой не стать, даже Моисеем и Мухаммадом, те уединялись совсем ненадолго, но все же уединялись. Я скромно улыбался, давая понять, что уже стал, теперь только бы закрепить, чтобы не осталось как сотни других прекрасно начатых дел у многих людей, о которых теперь никто не помнит, ибо дел не завершили и великими не стали. История запоминает только успешные, даже о таких грандиозных провалах, как, к примеру, эйнастия, знают только специалисты, так что надо сейчас ломиться вперед, пока гнутся люди Карла. Пока только Мухаммаду удалось лично развить успех и создать державу абсолютно нового типа, я скромно иду по стопам этого великого человека…
Звезды неслышно подрагивали по безумно далекому небосводу, темному с дивной синевой закаленной стали, на восточной части неба вообще стянулись в звездные рои, словно намереваются перелететь в другую вселенную. Карелин проводил меня до машины, обнял дружески, как старый мудрый учитель лучшего и талантливейшего ученика, сказал просто:
– Возвращайся быстрее. Кафедра тебя ждет!
– Начну считать дни, – ответил я со щемом в сердце.
– Помни, президента свергнуть просто… а вот ученого – никогда.
Дверца захлопнулась, машина развернулась и пошла к воротам. Да что там свергнуть, подумал я с прежним щемом в сердце, президент сам оставляет пост, ибо это всего лишь пост, а вот ученый остается им и потом… всегда.
Сердце побаливает уже и сбоку, не только под лопаткой. Не так, как при невралгии, что ошибочно принимается за боли в сердце, а в самом деле в сердце. Я чувствую, как эта сердечная мышца, этот насос для перекачивания крови выходит из строя, как рвутся жилки, нити, ломаются клапаны, недокачивают кровь, а то и качают в другую сторону, так что в глазах темнеет от внезапного отлива, или же, наоборот, приливная волна едва не вышибает глаза, хоть ладонями придерживай выпадающие шары.
Ксения очень неохотно приносит кофе, чаще обычного заговаривает о всяких чудо-таблетках, что разом снимают боль и проясняют мозг. Я отмахиваюсь, любой организм – гомеостат, не любит вмешательства, сам поддерживает равновесие, и если лекарствами толкать