– Что я, лошадь, что ли? Аристарх Викентьевич, это ж техника, а не скотина! Кобыла и та сразу не останавливается, а тут столько лошадиных сил…
Однако, бранные слова обтекали Озеровского стороной и тут же испарялись в воздухе, не оставив даже воспоминания. Всё внимание следователя было приковано к быстро удаляющейся по набережной Фонтанки знакомой фигуре молодого человека в кожаной тужурке.
Ну вот, подумал старик, мои предположения сбылись. А ведь кто-то сказал, будто собирается на Марсово поле. Любопытно, что вы, молодой человек, тут делали столь долгий час? Обходили квартиры? Общались с дворником?
Аристарх Викентьевич хотел, было, окликнуть юношу, но передумал. Плечи следователя устало опустились: господи, как всё банально просто. Бокий. Конечно, Бокий, кто ж ещё? Судя по всему, Глеб Иванович перестал доверять, если вообще когда-то ему доверял, а не делал вид, потому и «прицепил» мальчишку. Разыграл спектакль, будто тот предоставлен в помощь, а на деле…
Сыщик с трудом распахнул дверцу авто, шагнул на проезжую часть дороги. Может, вернуться и послать всё к лешему? Написать в отставку, пусть сами во всём разбираются.
На душе стало гадко, муторно.
Аристарх Викентьевич с силой сжал веки, так, что заболели глазные яблоки: так и сделаю, только сначала следует довести до ума то, зачем приехал.
Проверив в кармане сюртука фото Канегиссера, Озеровский, тяжёлым, шаркающим шагом направился в арку дома, к полуподвальному помещению, в котором проживал дворник. Допросим, и в отставку.
Олег Владимирович провёл рукой по грязным, сальным волосам на голове, по ненавистной бороде. Полковник терпеть не мог волосатости на лице, всегда тщательно брился. Теперь приходилось обходиться без лезвия. И горячей воды. Белый поморщился: помыться бы тоже не мешало.
Полковник присел на топчан, прислушался к своему телу. Странно. Ничего не болит. Прав, таки, был доктор Барышев, когда утверждал, будто положительные эмоции вырабатывают некие морфины, которые излечивают многие заболевания. Ведь как «воскрес» Саша, так Белый ни разу даже не вспомнил ни о спине, ни о температуре… Нужно будет рассказать доктору. Порадовать старика. Если тот, конечно, ещё жив. И если сам выйдешь из тюрьмы, – тут же подкорректировал себя Олег Владимирович.
Стоп! Такие мысли гнать из головы поганой метлой. Он обязан выйти! И не просто выйти, а, к тому же, покинуть Россию, обосноваться в Берлине, или Париже. Или там, где будет выгоднее новой власти.
Полковник поднялся на ноги, опираясь о край топчана, несколько раз присел, после чего отжался от пола, раз семь, встал, оправил одежду. Теперь прогулка по камере, в который раз за последние сутки: пятнадцать шагов вперёд, пятнадцать – обратно. Нужно приводить тело в нормальную физическую форму. Хорошо, нет сокамерников: всех развели по допросам. Никто не мешает, не отвлекает. Есть полчаса времени.
Итак, что имеем?
Дзержинский уехал. Тюремный телеграф поставлял с воли самые свежие и самые точные сведения. Значит, Саша уехал с ним. Это хорошо. Теперь