– Да, – Белый хлопнул старика по плечу, – Чувствую, после общения с вами переменю мнение о торговцах. Впрочем, я не о том. Вот что, Ермолай Константинович, завтра я еду в Марковскую. К вечеру вернусь. Просьба у меня к вам имеется. Наведите справку об этих братьях – молоканах. Но такую, чтобы имелась полная информация об их деятельности.
– Да навести-то не проблема, – старик почесал затылок. – А вот ехать я бы вам завтра не советовал.
– Это почему? Опасно?
– Да нет. Дождь будет.
– И что? Небось, не сахарные, не растаем.
– Думаете? – скептически протянул старик. – Тогда – Бог вам в помощь.
Анисим Ильич проснулся лишь под вечер. Точнее, пришёл в чувство, благодаря падению со стула. Минуты две он никак не мог сообразить, где находится. Предметы, до сей поры размытые и плавающие, с трудом обретали в его глазах реальный вид. Потом понадобилось ещё некоторое время, чтобы Кнутов вспомнил, как попал в свой кабинет. Грусть и уныние сжали грудь. Анисим Ильич провёл сухим языком по губам: пить хотелось немилосердно.
Поднявшись на ватных, непослушных ногах, Кнутов прошёл к столу, левой рукой сжал стакан, а правой потянулся к графину с водой. Именно в этот момент он и увидел лист бумаги, на котором недавно имел счастье спать. Присмотрелся. Слова поплыли перед взором сыщика. Единственное, что он смог различить, так это первое, странное слово: Онисим. Кто такой Онисим? Какой Онисим? Египетский бог, что ли?
Кнутов попытался произнести странное слово вслух. Ничего не вышло. Твёрдый, распухший язык отказывался повиноваться. После стакана воды немного полегчало. Впрочем, не надолго. Кнутов знал эту проклятую особенность своего организма: с похмелья тот требовал спиртное, а не воду. И требовал так, что любые адовы муки не шли в сравнение с тем, что испытывал Анисим Ильич. Единственное, что спасало – действие. Требовалось заставить себя через силу подняться, и двигаться. Делать что угодно: ходить, писать, допрашивать, но не оставаться в покое. Перемещаться так, чтобы кровь бродила по организму, выбрасывая из него через пот, слёзы и иные естественные жидкости хмельной яд.
Тёплый стакан прижался к горячему лбу сыскаря. Господи, и кто придумал водку? Чтобы он сам так мучился!
Кнутов выпил ещё стакан воды, оглядел себя в зеркале, и, удовлетворённый своим внешним видом направился, было, к двери. Но на полпути остановился, вернулся к столу, ещё раз перечитал безграмотную писульку. Теперь становилось более-менее понятно. Таинственный Онисим оказался им самим, Анисимом Ильичом Кнутовым. А вот фраза «завтра идим» означала только одно: Олег Владимирович Белый решил ехать за город. Точнее, в одну из казачьих станиц. Что ж, видимо сам всевышний благоволит Кнутову в его намерениях.
Белый с неприязнью смотрел на Рыбкина. Он терпеть не мог не уверенных в себе людей.
Станислав