– Достаточно. Тремя пальцами на каждой руке. Правда, не в слепую, но, всё же, лист за двадцать минут – укладываюсь.
– И ты что же, прямо с головы на машинку придумываешь? – вмешался в разговор Лев.
– Да нет, сначала на черновике пишу, в тетрадках.
– У-у-у, это долго, – покачал головой Алексей Петрович. – Сначала нацарапай, а потом перепечатай. Вон, я как-то статью читал про Маркеса, бразильского писателя.
– Это не тот, что «Сто лет одиночества» написал? Габриэль Гарсиа Маркес.
– Ага, он самый. Так вот, он книжки свои пишет на компьютере, и в редакцию отсылает на дискете. Там только в издательский комплекс остаётся заложить, и он сразу начинает книги штамповать. Вот это здорово!
– Ну-у, нам до такого лет сто ещё надо жить! – отмахнулся от него Лев. – Давай, лучше, выпьем!
Он потянулся к бутылке, но она уже была пуста.
– Да, если бы у меня был компьютер, то я бы уже столько написал, – мечтательно и наивно произнёс Гладышев. – Знаешь, сколько у меня в голове всяких историй и задумок? На десять томов хватило бы.
Его, однако, уже никто не слушал. Присутствующие заметили, что пить больше нечего, и всё их внимание было приковано теперь только лишь к этой проблеме.
– Пойдёмте в нашу столовую, – предложил, наконец, Лев Васильевич своим гостям. – Там сегодня вино привозили в трёхлитровых банках. Правда, оно мутное, сука, как компот, вот его никто и не берёт. А нам оно как раз будет добавить. Ты посидишь здесь?
Он тронул Гладышева за коленку и, пьяно пошатываясь, поднялся.
– Посижу, – отозвался тот.
– Вот и хорошо. А мы сейчас быстро. Туда и обратно. На, кури! – он пододвинул ему пачку сигарет, сам пролез мимо его стула, обтирая стену, и через минуту Гладышев остался один.
Время тянулось мучительно медленно. Он обдумывал произошедший разговор и понимал всё отчётливее, что его иллюзии развеиваются, как утренний туман.
Первый удар по его надеждам был сделан ещё тогда, когда полгода назад он впервые попал сюда, в это большое столичное издательство, надеясь, что его необъятные мощности позволят и его труду обрести своё место под солнцем. Тогда, ещё слишком наивный, он сразу направился с толстой папкой своего романа к главному редактору издательства, но тот ничего вразумительного ему не сказал и отправил по общей стезе – в отдел писем и рукописей.
Было ещё довольно рано. Гладышев не знал, что творческие работники любят припоздниться. И рабочий день у них начинается часов с десяти-одиннадцати, а потому примчался в издательство в семь часов утра, что называется, ни свет – ни заря.
Отдел писем был закрыт дольше остальных кабинетов. По соседству обитал какой-то коренастый, бородатый мужик, всем своим видом напоминавший почему-то Гладышеву лесоруба. Он часто выходил в коридор, мотался в другие кабинеты и всё косился в сторону Гладышева, одиноко маячившего между закрытых дверей, а потом не выдержал и поинтересовался:
– Что там у тебя?
– Да вот, рукопись принёс, – Гладышеву говорить с ним не хотелось.
– Ну-ка, покажи. Да покажи, покажи.