Профессор пафосно откинул седую прядь со лба. Задержав взгляд на сисястой студентке ощутимо дольше, чем того позволяли приличия, он продолжил на выдохе:
– Вы, говнюки, думаете, что я скажу вам, что и жизнь – говно? Неверный, тупой вывод. Напрягите мозги, засранцы. Под ногами у вас лежит золото. Возьмите его.
Аудитория взорвалась аплодисментами. Это было по-настоящему круто. Сисястая студентка двусмысленно улыбалась, хлопая ресницами в пол-лица.
***
– Русские идут!
– Господин Президент? Сэр?
– Майк, ты задумывался всерьез, на хуя все это надо? – Президент закрыл томик Достоевского, адаптированного для цветного населения Калифорнии. – Закурю, пожалуй. И налей мне "vodka"!
– Но, сэр…
– Сколько у нас томагавков осталось после говно-бойни? На салют хоть хватит?
***
Сибирь, поздний вечер, мороз, канун Нового года. На экране телевизора – кто-то из триумвирата президентов России.
– Ну, Колян, давай на посошок уходящему…
Выпили. Закусили огурцом с собственной говно-грядки. Огурцы удались. А жизнь – говно.
– Вот расскажи мне, Колян, как ты выплыл.
– Да рассказывал уже… Набрал воздуха побольше и в струю нырнул!
– Молодца! Не побрезговал. Свой чел.
– Да куда деваться-то? Оно везде уже было!
– Второе рождение, Колян.
Новый год шагал по России. Оледеневший материк из говна радовался празднику. Пахло морозом и будущим, которое уже наступило. Среди ярких звезд праздничным фейерверком взрывались томагавки.
Выбор андроида
– Заметил, что эта хуйня всегда происходит за пять минут до конца голосования? – спросил Витек, залпом выпивая самогон.
Репортер на экране моего старенького мюонного телека между тем надрывался, пытаясь поддержать интригу. Интригу, которой не было.
– Да, – ответил я, разливая остатки первача по стаканам. Хватало только, чтобы прикрыть донышки. – Вся хуйня обычно происходит на последней пятиминутке. Обычно всегда и везде.
"Пункты голосования закроются через… эээ… 12 минут, а исход президентской гонки пока не ясен! У нас прямое включение с Сахалином. Егор…"
– Где они учатся вот так тянуть: "Его-о-о-р"? – Витек аж передернулся. – Его-о-ор, ты пида-а-ар?
– Ви-икта-а-ар! – сказал я, передразнивая интонацию репортера и поднимая стакан. – Ну, за Милостивого и Милосердного!
– Ага. За него!
Мы выпили и закусили синтетическими холодными сардельками. Репортер, едва заметно наклонив голову к левому плечу, явно прислушивался