Ему не хотелось играть, но он всё же решил не обижать старика, уважить его и не обострять с ним отношения из-за всякой, по своей сути, ерунды.
– «Ну, ладно сыграем! Но только сначала подкрепимся!» – смирился Платон.
Тут же лицо его vis-à-vis просияло довольством и надеждой на неизбежное и скорое взятие реванша у своего, младшего по возрасту и нижестоящего по рангу, коллеги.
На жизненном пути Платону часто попадались такие, в сущности всё же недалёкие люди, занимавшие начальствующие посты и считавшие, что они теперь умнее своих подчинённых и осведомлённее по всем без исключения вопросам, при этом давя на них в спорах своим псевдо авторитетом. И он решил особо не утруждать себя и быстро проиграть сопернику одну, другую партии.
А может ещё и выиграю опять дуриком?! – подумал он, давая себе отступную.
Они сыграли ещё три партии, уровняв владение каждым цветом.
Во всех Платон проиграл, но не тужил об этом, так как особо не нагружал себя раздумьями в них. После этих побед Саныч весь приободрился, повеселел, стал улыбаться и шутить, искренне считая, что всё встало на свои места, и каждый получил по заслугам, вернее по интеллекту.
Этот вопрос был видимо для него больной. В научно-исследовательском институте, где он работал ранее, в условиях большой конкуренции среди инженеров и научных работников, многие интеллигенты, в силу особенностей своего характера, не могли никак смириться с наличием не менее, а зачастую даже более интеллектуально и культурно развитых коллег, очень комплексуя при этом. К таким относился и Александр Александрович. Теперь же в маленьком коллективе, где он был самым возрастным и опытным, где о его прошлом и о его промашках никто не знал, да и особо не интересовался, можно было представить себя интеллектуальным интеллигентом, разбирающимся во многих, особенно технических и смежных с ними вопросах.
Этому сейчас очень даже поспособствовали его три подряд одержанные победы, против одного, наверняка случайного, поражения над невольно конкурирующим с ним партнёром.
В купе по-прежнему кроме них никого не было и, сморённые усталостью и поздним временем попутчики, наконец, угомонились, предавшись неожиданно ими овладевшему почему-то безмятежному сну.
Но Платон несколько раз всё-таки просыпался во время редких остановок и окончания в связи с этим монотонных укачиваний. Он мог спать при любом шуме, но непременно монотонном. Тишина сразу же пробуждала его, видимо вселяя в тело тревогу от неизвестности.
За окном, за занавеской иногда мелькали огоньки станций и полустанков. Сквозь сон он слышал шум шагов и открывающихся дверей, приглушённый разговор, скрип и скрежет медленно трогающегося поезда, неизменно засыпая при наборе им скорости и возникающей при этом монотонности перестуков колёс.
Впереди их ждала Казань. Платон ехал в командировку с большим интересом, так как ещё ни разу не был в этом городе, где, кстати, давно проживала его самая старшая двоюродная сестра Тамара.
Он предвкушал свою экскурсию по городу, встречу