Мы с Венькой подписали отдающий липой договор, получили наличные и отправились на Алексеевскую.
…Там нас уже ждали водка, икра, плов и Фарик с Мариком.
– Сюрприз! – крикнула с порога Венька. – Знакомьтесь, это Мышь, она классные сценарии пишет, просто гениальные.
Фарик и Марик явно не ожидали моего появления и сразу помрачнели. Их неудовольствие было столь очевидным, что мне сразу же захотелось напиться.
Я так и сделала – надралась вусмерть и отключилась. Я даже толком не рассмотрела их огромную, похожую на футбольное поле комнату, заставленную диким количеством оплывших свечей; ни кровати, ни дивана не было вообще – только мягкие маты, усыпанные лепестками. Цветов было море – розы и хризантемы.
Только розы и хризантемы.
И больше ничего.
…Я проснулась среди ночи – голова раскалывалась, шея затекла – меня, как тряпичную куклу, сунули в огромное кресло. Я проснулась от голосов – яростно-тихих, осуждающих, требующих, молящих.
Скрытая в них страсть так испугала меня, что я даже не решилась открыть глаза, лишь слегка разлепила их; я подсматривала в щелки век, как в замочную скважину.
Они – все трое – были в противоположной стороне комнаты у окна. Венька сидела на матах, совершенно недосягаемая в свете уличного фонаря. Недосягаемая для меня и несчастных мальчиков, обложивших ее, как волчицу.
Солировал Марик:
– Это предательство, как ты не поймешь?! Ты пытаешься быть похожей на эту свою Мышь, на это пустое место… С ней ты предаешь всех нас… Всех четверых… Мы же поклялись… Ты сама заставила нас поклясться! Ты сказала, что так будет всегда!..
– Сказала, а теперь передумала, – пропела Венька.
Марик занес руку для удара, но Фарик перехватил ее. Возникла внезапная мальчишеская драка, кончившаяся через минуту обоюдно разбитыми носами.
– Пусть она уйдет, – теперь уже спокойно сказал Марик, слизывая кровь.
– Скорее вы уйдете, – дразнила их Венька.
– Слушай, она ничего нам не сделала… Но ты же не хочешь, чтобы мы ее возненавидели только потому, что она стала иметь какое-то отношение к тебе?..
– Скорее я вас возненавижу, – Венька упрямилась; мне вдруг стало страшно – и от их ненависти, и от ее защиты, в которой я не нуждалась.
«Стервецы маленькие, молокососы – куда ты только влезла, Мышь, встань сейчас же и скажи: «Общий приветик, исчезаю из вашей плебейской жизни навсегда…» или что-нибудь другое в этом роде.
Но, пока я подбирала «что-нибудь другое в этом роде», Марик процедил сквозь зубы:
– Может, того? Убрать ее? Нет человека – нет проблемы.
– А может, того… Убрать меня? Нет человека – нет проблемы. И вы свободны, мальчики!
Теперь не выдержал Фарик – он ударил Веньку наотмашь, хорошо заученным жестом; это уже было похоже на ритуал:
– Сейчас еще врежу,