Сближение. Кристофер Прист

запомнить, что там у бошей, а потом вернуться и отрапортовать, пока мы еще помним, что видели, описать картинку людям, которые обновляют карту окопов. Обычно наблюдения ведутся невооруженным глазом, но в некоторых самолетах есть фотографические аппараты. Мое личное мнение – от этих фотокамер проблем больше, чем пользы. Они тяжелые, громоздкие и занимают почти всю заднюю кабину, где обычно сидит другой член экипажа. Пилоту приходится отправляться на вылет одному, то есть он не только держит штурвал одной рукой, пока снимает на камеру, но нет никого за спиной, кто защитил бы самолет пулеметной очередью. Результаты всегда оставляют желать лучшего. На проявку фотографий уходит пара дней, а за это время, скорее всего, все изменяется. Снимки получаются размытыми, поскольку двигатель вибрирует и самолет движется. Мы постоянно придумываем способы летать медленнее.

      – Не будет ли безопаснее, наоборот, летать быстрее?

      – Разумеется, но тогда мы вообще ничего не увидим.

      – Полагаю, немцы стреляют по вам.

      – Да, и чертовски точно. Огонь в основном ведется из стрелкового оружия, но иногда в ход идет и кое-что посерьезнее. Так называемые зенитки. Палят прямо с земли. Мы теряем кучу машин, но что важнее – теряем личный состав. Пилоты на вес золота, разумеется, как и другие члены экипажа. Проблема в обшивке, да. Когда мы летим слишком быстро или слишком высоко, то ничего не видим, а когда двигаемся на нужной высоте и с подходящей скоростью, немцы тут же берут нас на мушку.

      – И каково же решение?

      – Именно поэтому вы здесь. Я видел, как вы заставляете людей исчезать.

      – Да, но…

      – Я понимаю, профессиональная этика. Вы не скажете мне, в чем ваш секрет. Кроме того, я понимаю, что вещи не исчезают по-настоящему. Но вы умеете делать их невидимыми. Это все, что нам нужно. Я хочу, чтобы вы показали нам, как сделать самолет невидимым.

      – Но это же просто иллюзия. Я не могу…

      В этот момент другой автомобиль с ревом помчался по дороге в нашу сторону, в ярком свете фар вздымались фонтаны грязи, поднятые машиной. Капитан Бартлетт тут же тронулся с места, крикнув, что у нас фары работают только на скорости. Это оказалось правдой – мы благополучно миновали другой автомобиль, избежав столкновения. Я держался, пока мы снова раскачивались на неровной дороге.

      Вскоре наш фургон неожиданно чуть не провалился в огромную воронку, и капитану пришлось резко выкручивать руль. Меня мотало из стороны в сторону в тесной кабине.

      – Это новая, – сказал Бартлетт. – Ее тут не было, когда я ехал вас встречать. Наверное, случайный снаряд. Вам стоит надеть каску.

      – А мне не выдали.

      – Получите на складе. Когда немецкие пушки начинают палить, никогда не знаешь, откуда прилетит следующий кусок металла.

      Но про себя я отметил, что сам-то он без каски, в фуражке, залихватски заломленной назад.

      Мы ехали дальше, уже не пытаясь беседовать, перекрикивая шум мотора. Я испытывал некоторое облегчение, поскольку разговор слишком близко затронул неудобную для меня