Когда стемнело, охотники собрались возле костров, возлежа на медвежьих или овечьих шкурах либо покрывалах из драгоценных мехов. Они смотрели в огонь, на котором жарилась их добыча, ели мясо, пили вино и шумно обменивались впечатлениями от скачки, воздушных схваток, хвастались богатой добычей или просто хорошим днем.
Ксения отдыхала на песцовой подстилке, прижавшись к боку своего витязя, мерно поглаживающего ее плечо, крохотными глоточками пила из кубка сладкий и крепкий хмельной мед и чувствовала себя совершенно счастливой. Ей даже есть совершенно не хотелось. Она желала только того, чтобы сей вечер никогда не закончился…
Впрочем, наступившая после него ночь тоже оказалась на диво долгой и упоительной.
Соколиная охота – это не только врожденное могущество кречетов, ястребов и сапсанов, но и великое мастерство верховой езды самих охотников. Ибо нет в воздухе преград птичьему полету – однако же на земле скачущему следом всаднику приходится перемахивать ручьи и поваленные деревья, пробиваться через кустарник и топкие низины, перескакивать изгороди или во весь опор объезжать огороженные дворы или густые рощи. Вот где добрым боярам есть возможность удаль молодецкую показать, резвость скакунов да свое мастерство! Промчался версту-другую через овраги и буреломы – хвала тебе и восхищение! Вылетел из седла… Что же – свое поражение тоже надобно с достоинством принимать.
Боярская дочь Шестова, как и всякий здоровый человек, в седле держалась уверенно. Но не настолько, чтобы поспеть за лихой захарьинской свитой даже на выделенном ей резвом, как ветер, туркестанце. Скакун, вестимо, легко удержался бы даже во главе несущейся через луга и канавы кавалькады… Да только наездница при сем наверняка бы потерялась при первом же прыжке через заросли вербы или весело журчащий ручеек. Столь сильный конь шел под седлом Ксении впервые в ее жизни.
Посему Федор Никитич резво мчался с кречетом на руке, время от времени выпуская птицу в ее хищный полет, а женщина скакала от общей свиты в некотором отдалении, выбирая ровный путь и предпочитая огибать, а не перепрыгивать серьезные препятствия.
К середине дня ее витязь наконец-то заметил исчезновение своей спутницы. Разглядев одинокую всадницу вдалеке посреди ромашкового поля, боярин передал кречета сокольничему, поворотил жеребца, помчался по прямой, пробив грудью скакуна густой зеленый ивняк и перемахнув широкий овраг, и осадил коня перед боярской дочерью:
– Тебе наскучило наше баловство, прекрасная Ксения? – спросил тяжело дышащий, разгоряченный Федор Никитич.
– Нет, мой ясный сокол, я наслаждаюсь нашим приключением, – улыбнулась женщина.
– Тогда почему ты здесь, а не с нами?
– Мне нравится видеть, как ты управляешься с кречетом, боярин. Если я стану скакать вместе с вами, то не увижу