А ребята наши, при том, что и здоровьем были слабеньки, в поведении своем – оказались на редкость самостоятельными сибиряками.
Дорога до Михайлова, с пересадками в Томске и Москве, на все про все отняла у нас четверо суток. Обратно – опять четверо. Вот восемь дней из моего отпуска как телок языком слизал.
Дети вели себя безукоризненно, мы даже гордились уже этим. Настроение оттого у нас становилось все более бодрым. И весь мир стал проглядывать для нас уже даже в розоватом свете. Даже в поезде, среди чужих, на редкость доброжелательных, нам сочувствующих людей, было много положительного в разнообразии, отвлекающем нас от рутины будней таежного поселка.
А в Михайлове целый рой родственников, как и ранее, встречал нас таким шквалом гостеприимства, такой любовью, радостью, что казалось, будто весь мир уже незаметно преобразился и подобрел.
В нашем полном распоряжении было дней ещё почти двадцать. И почти весь пляж на берегу тихой красавицы-речки, с мягкой сочной травой вместо песка и хорошо прогретой водой был тоже почти наш собственный.
А ещё – роскошный небольшой огородик, с маленьким, в несколько яблоневых деревьев игрушечным садиком.
Там всё зрело, наливалось соком, благоухало…. Казалось, будто всё это специально приготовлено было к нашему приезду, всё нас только и ожидало.
Яблоки, огурцы, помидоры, вызревшие уже, готовые, в натуре, прямо на грядке, на дереве…. Все само просилось, если уж не прямо непосредственно в рот, поскольку и кушать уже не хотелось, то хотя бы покрасоваться, чтобы любоваться, нежно гладить руками, наслаждаться забытым запахом.
Тёща в постоянных хлопотах не знала уже, как только угодить нам, чем ещё побаловать малышей и нас.
Она толкала ребятам в руки всё, что могла отыскать, на рынке, в магазинах, у соседей…. И всё только, чтобы самое-самое. И яблоко, такое уж самое аппетитное из тех, что были не в саду, а с юга привезённое – на рынке. Или сливы, так такие, каких дети и видеть не могли ещё в своей короткой жизни. Или абрикос или персик с нежнейшим пушистым румянцем… А ещё и арбуз, ломоть которого будто кто специально посыпал влажным розоватым пахучим сахаром.…
Теща садилась, положив натруженные руки на колени, и вся наполненная счастьем, любовалась, как светились удовольствием детские глазёнки, когда уминали все это – вдохновенно, с аппетитом и воодушевлением.
И, пресыщённые, ошалевшие от изобилия, они опять жадно хватали очередной плод обеими руками, надкусывали и, вздохнув, откладывали в сторону, будто «на потом»…. А ручонки сами собой тянулись за другим, ещё более аппетитным. А я сожалел, что не смог я до того времени приобрести фотоаппарат…
– Вот разбалуешь нам детей, что потом мы с ними будем делать в нашей Сибири? – Корил я тёщу.
– За двадцать дней не успею их разбаловать. Больно они у вас надрессированы. Оставляй их нам на зиму – тогда