Доступ различных отраслей и предприятий к дефицитным ресурсам был неравноправным. Шла ли речь о специфической марке качественного металла или о разработке технической новинки, приоритет отдавался нуждам военно-промышленного комплекса и узкой группы гражданских производств, признанных руководством страны форпостами технологического уровня. А вот, например, сельскому хозяйству оставалось рассчитывать на закупку массовых видов не очень качественной техники, быстро выходившей из строя по банальной причине низкого качества металла, использованного в комплектующих. Поэтому безналичные рубли на оборотных счетах колхозов были намного «дешевле» (по покупательной способности) рублей на оборотных счетах оборонных предприятий. То же самое касалось и наличных денег: один рубль в кармане москвича или жителя закрытого городка весил намного больше, чем рубль в кармане жителя провинциального села, потому как последний не мог приобрести на свою зарплату те же дефицитные товары, что и москвич. Иными словами, денежные потоки в стране не отражали реальной ценности товарных потоков, так как товарные потоки направлялись производителем по тому или иному адресу в силу директивного планирования поставок, а не в силу большей выгодности продажи товаров данному покупателю. Конечно же, одномоментное прекращение действия директивного планирования немедленно парализовало бы прежние маршруты поставок, если бы сохранялись те же самые цены.
Особого внимания заслуживает участие страны во внешней торговле, которое было устроено так, что внешние цены практически не влияли на внутренние. Соотношение внутренних цен на большинство товаров в разы отличалось от типичных «мировых» цен. Да что там Запад! Система внутренних цен в СССР существенно отличалась даже от цен в социалистических странах. Утюги и эмалированные кастрюли стоили несколько рублей, а самый дешевый кассетный магнитофон продавался за 100–120 рублей. Моряки, ходившие в