– Ну, это уж вы загнули…
– Привет, мальчики! Чем занимаетесь? – Петрова, несмотря на фундаментальность форм, умела двигаться практически бесшумно, и неудивительно, что подошла к увлеченным спором мужчинам практически незаметно.
– О науке говорили, Владислава Тихоновна, о ней, родимой…
– Фу, что за мужчины пошли. Нет бы о женщинах… Прямо как не русские.
– О женщинах – это хорошо, – Иванов поправил на голове шляпу, совершенно ему не идущую. – Ладно, я пошел… к женщинам.
И ушел. Подошел к дороге, посмотрел направо, налево – и ушел. И чего он так? Впрочем, у Басова уже не в первый раз создавалось впечатление, что он планетологиню элементарно побаивается. Петрова задумчиво посмотрела ему вслед:
– Ох, не выйдет из него нормального ученого…
– Вы считаете?
– Знаю. Ученый должен быть храбр… хотя бы отстаивая свои убеждения, а наш Петр Геннадиевич очень легко идет на поводу у других. Слишком мягкий характер. И ему очень тяжело будет руководить нами в космосе. Знаете, наверное, стоит в полете создавать как можно меньше спорных ситуаций, при таком руководителе они не пойдут на пользу делу.
– Согласен.
– Ну и замечательно. Ладно, я пошла, – и Петрова буквально уплыла вдоль по улице, ухитрившись, несмотря на освещение, буквально раствориться на ее просторах. А Басов остался на месте и никак не мог понять, что же ему не понравилось во всем этом разговоре.
Ночь перед отлетом. База подготовки
Не спалось. Ну, вот совершенно. И причину этого он хорошо понимал. Маленькая, похожая на средних размеров шариковую ручку бомба в личных вещах. Отключенная, не фонящая, невидимая сканерами, но при этом, кажется, живущая собственной жизнью. Каждый раз, когда он дотрагивался до нее, чувствовал, казалось, легкую, мерзкую вибрацию. Умом понимал, что на самом деле ее нет и это всего лишь игра нервов, но душевного спокойствия понимание почему-то все равно не добавляло.
Чертов куратор со своим «на всякий случай». Да и вообще, угораздило же его так вляпаться… Все этот проклятый Каллахан со своими фотографиями и расписками. Надо было тогда, сразу, идти и сдаваться – поняли бы, простили. Ну, подпортило это ему карьеру бы… немного. На подобные шалости, да еще и вне России, родные органы смотрели сквозь пальцы. Ну, побыл бы невыездным лет пять – так практически все ученые, допущенные к серьезным тематикам, имеют ограничения на выезд, и ничего, не страдают. Проблемы, связанные с режимом повышенной секретности, компенсируются рублем. Но смалодушничал тогда, а теперь расхлебывать приходится. У, сволочи!
Правда, жаловаться грешно – не меньше десяти лет он был «спящим» агентом, о нем никто даже не вспоминал, и он уже думал, что и не вспомнят. Увы, теория не выдержала суровой проверки