Тут душа моя… нет, не ушла в пятки и не воспарила к небесам, а просто смутилась. Всю жизнь я исповедовал извечную солдатскую мудрость – быть в поле, подальше от начальства, и докладывать только о конечном результате своей работы. И вот, судя по всему, мне предлагается работать под непосредственным руководством человека, изображенного на портрете. Это и вставляет, и доставляет, причем одновременно.
– Ну как, Слава, ты согласен? – спросил генерал, видимо выждав положенное в таких случаях время. – Мне сказали, что ТАМ нужны исключительно добровольцы.
– Что за служба? – поинтересовался я.
– Подробности, извини, сообщить не могу, – ответил генерал, – ибо сам их не знаю. Скажу только то, что погоны тебе снимать не придется. Речь идет не о твоем переводе, а лишь о прикомандировании…
«Ну, как всегда, – подумал я. – Поди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что…»
Впрочем, думал я недолго. Бросив еще один взгляд на портрет, я вздохнул и сказал:
– Согласен, товарищ генерал. Я записался добровольцем еще тогда, когда надел на плечи лейтенантские погоны. Куда и когда я должен явиться?
– Командировочное на тебя уже оформлено, – сказал генерал, – сейчас я его подпишу, и с этой минуты ты мне больше не подчиняешься. Спускайся вниз, мой Федя в курсе, он тебя отвезет.
– Слава, не спорь! – сказал генерал, увидев мой возмущенный взгляд. – Сам ты туда быстро не доберешься, а дело срочное.
Забрав командировочное предписание и обнявшись на прощание со своим, уже бывшим, начальником, я спустился вниз, во двор, и нашел генеральскую машину. Федя – здоровенный, немногословный сержант-контрактник из Якутии, действительно ждал меня. До места мы долетели молнией, наверное, вдвое быстрее, чем вез бы обычный московский таксист. Федя вел машину мастерски, придерживаясь скоростного режима на грани фола. С первых же минут я понял, что путь наш лежит не в Кремль, а, скажем прямо, в противоположную сторону.
Дальше все просто, Федя доставил меня на КПП одной подмосковной госдачи. Причем не на парадную сторону, а туда, где обычно проезжают машины с продуктами и мусоровозы. И правильно, по сути, такие как я и есть чернорабочие государства Российского в его борьбе за выживание.
Еще четверть часа спустя я сидел в маленькой комнате без окон в компании трех человек: самого президента, секретаря Совбеза Дмитрия Козака, который теперь и становился моим непосредственным начальником, и еще одного моего коллеги «в штатском» – Александра Павловича Князева, которому теперь предстояло стать моим напарником. Сначала я не очень понимал – ради чего такая эклектика, но последовавший чуть позже разговор расставил все на свои места.
– Здравствуйте, товарищ Омелин, – приветствовал меня президент, бегло скользнув взглядом по моей орденской колодке, – проходите, садитесь. Мне рекомендовали вас как опытного